Годы в броне

Бои закончились очень скоро. Люди заполнили все улицы и площади города. Особенно шумно было в центре и на прилегающих к нему улицах. Пражане хлынули к танкам. Вверх полетели фуражки и танковые шлемы. Качали танкистов и пехотинцев. Чешское "наздар" и русское "ура" разрывали воздух. Еле вырвавшись из объятий, я прислонился к броне танка, чтоб отдышаться. От всего пережитого я словно бы опьянел.

Подбежал раскрасневшийся, взволнованный начальник связи бригады. Долго пытался что-то сказать и не мог преодолеть волнение.

- Засименко, что случилось? - стал допытываться начальник штаба.

- Радио! Радио из Москвы сообщило... Война окончена! Безоговорочная капитуляция!.. Ура!..

Ошеломленные этим известием, мы в первую минуту молча глядели друг на друга. Улыбка сошла с лица начальника политотдела. Посерьезнел вечно улыбающийся Осадчий. Все мы стали в ту минуту как будто старше. И вдруг, не сговариваясь, разом закричали "ура!", бросились обниматься...

Такое же радостное сумасшествие бушевало вокруг. Сообщение Москвы докатилось до берегов Влтавы. Свершилось! Войне наступил конец! Кончились долгие страдания!

Уставший, охрипший, я стоял на Вацлавской площади возле моего верного фронтового друга, возле моей двухсотки, которая не только пронесла меня по тысячекилометровому пути сквозь огонь, но и десятки раз заслоняла своей могучей броней от смерти. Рядом со мною стоял командир этого танка Евгений Белов. Нет ничего удивительного в том, что фронтовики-танкисты очень часто обращались к танку как к живому существу, ласково называли его "моя тридцатьчетверочка", "моя Танечка"...

От двигателя танка еще исходило едва ощутимое тепло. Боевая машина, утомленная многодневными боями и трудным маршем, казалось, отдыхала. Взобравшись на корму, я сел на излучавшую тепло сетку над мотором, облокотился о скатанный в рулон брезент и задумался.

Над Прагой синело весеннее небо, и я думал о том, что вот таким же безоблачным будет оно вечно и никогда больше людям не придется смотреть на него со страхом. Тогда, в сорок пятом году, так думал не один я...

Рыбалко сдержал свое слово. В сопровождении двух генералов Новиковых он пробился через забитые народом улицы и добрался до Вацлавской площади. Встреча с командармом была теплая, он по-отцовски обнял меня:

- С победой, дорогие мои боевые друзья! Вот мы и дождались ее. Жаль, не всем довелось отпраздновать этот день.

Павел Семенович волновался, глаза его были влажны. Василий Васильевич Новиков машинально то и дело снимал и протирал очки дрожащими руками. Спазмы перехватили мое горло.

И командарм и комкор пережили в войну большое отцовское горе. Павел Семенович в 1942 году потерял единственного сына, 20-летнего лейтенанта танкиста Виллика, а командир корпуса совсем недавно лишился сына Юрия.

Война принесла каждому из нас немало личного горя. Вот почему первый день мира был одновременно и радостным, и грустным...

Всю ночь не спала взбудораженная Прага. На улицах и площадях, у подъездов домов и на балконах толпился народ. Ярко сияли огни в окнах, сбросивших светомаскировку.

В ту ночь 55-я бригада была выведена из центра города. Мы расположились недалеко от аэродрома Саталице. Когда-то эта тихая окраинная улочка не привлекала внимания горожан и считалась укромным местом для влюбленных. Теперь она ожила, забурлила. На зовущие аккорды гармошек и гитар бежали ребята и девушки, все кружились в вихре общего танца.

А наутро на нас обрушились новые заботы. Кончилась война, и сверху посыпались бумаги. От нас требовали отчеты о боевых действиях, докладные о наличии танков, акты потерь. У хозяйственников не стыковалось наличие запасов с нормами расходов. Я составлял наградные материалы. Дмитриев готовил отчет о политико-моральном состоянии личного состава.

И лишь солдаты почти все отдыхали, праздновали "отбой войне".

Под окнами вовсю разрывался трофейный аккордеон.

Под эту музыку наши танкисты пели с чешской молодежью "Катюшу", "Землянку", танцевали вальс, лихо отплясывали русскую барыню и чешскую польку.

Быстро облетела бригаду весть о футбольном матче между советской и чешской командами. 12 мая на большой пригородный стадион пришли тысячи болельщиков. После тщательного отбора, тренировки и соответствующей экипировки мы выставили свою команду. В нее вошли командир взвода Усков, начальник артснабжения Соколюк, танкисты Щедрин, Шишкин и другие воины.

Судил матч разведчик Борис Савельев. Командование бригады и представители чешской общественности, как это принято во время международных встреч, восседали в специальной ложе.

Играли азартно. С каждым забитым мячом (а летели они чаще в наши ворота) атмосфера накалялась. Чехи, мои соседи по ложе, ерзали и о чем-то шептались.

Наши ребята суматошно метались по полю, били по воротам неточно, взаимодействие между игроками было слабое. Но надо отдать им должное играли исключительно корректно. Матч закончился со счетом 5 : 2 в пользу хозяев поля. Я был смущен. Но еще большее смущение было написано на лицах наших друзей чехов.