Годы в броне

— На каждом шагу спотыкались, проваливались в грязь, а темень жуткая. Только поздно ночью зацепились за клочок земли, юркнули в кустарник, залегли. Посветили тусклым лучиком кругом — видим, провода. Перерезали связь и притихли… Проходит час, другой… Холод собачий, зуб на зуб не попадает. Вдруг что-то зашевелилось, послышался оживленный говор. Около нас остановились немецкие солдаты, осветили фонариком провода. В тот же миг мы набросились на них, воткнули им в рот кляпы и потащили в наше болото…

После выпитого горячего чая лейтенант раскраснелся, вошел в раж и продолжал возбужденно вспоминать все перипетии тяжкой ночи и утра, заставшего смельчаков далеко от переднего края.

Колька — наш самый молодой разведчик, лучше всех знавший немецкий, завел разговор с пленными. «Почему у вас сапоги короткие, а голенища широкие? Видите, как в них булькает вода?» — спросил он. Пленные стали удивленно разглядывать свою обувку. А один из них на полном серьезе пояснил: «Мы не собирались воевать и болоте. Сапоги предназначены для ходьбы по асфальту». «Уж не по Москве ли вы мечтали ходить? Не по Красной ли площади? — с ехидством спросил Колька. — А смоленскую грязь домесить не желаете?»

Рассказ лейтенанта развеял усталость. Я с удовлетворением доложил начальнику штаба армии о выполнении его приказа и получил согласие представить разведчиков к правительственным наградам.

* * *

В начале сентября мы подготовили и провели частное наступление левофлангового полка на деревню Жидки я взяли ее.

В те дни и захват какой-нибудь безымянной высоты считался успехом, а тут целая деревня оказалась в наших руках. Это ли не победа! К тому же в бою мы уничтожили до сотни вражеских солдат. По этому случаю незамедлительно посыпались наши реляции во все вышестоящие инстанции.

С тех пор минуло более двух недель, появились другие заботы. И вдруг узнаю: к нам едет комиссия из армии в составе нескольких командиров и представителя прокуратуры.

Командира дивизии и меня это, естественно, взволновало, но причины столь необычного визита выяснились довольно скоро.

В схеме обороны нашей дивизии, которую мы представили в штаб армии, деревня Жидки значилась в нейтральной полосе и никем не занятой. В штабе армии, конечно, удивились. Столько было разговоров о деревне Жидки, столько реляций — и вдруг не занята! Не прошло сие обстоятельство незамеченным и в штабе фронта.

Посыпались вопросы: почему? кто виноват? Наш ответ никого не удовлетворил, а все доводы о том, что в схему обороны дивизии вкралась ошибка, не возымели никакого действия. Тогда я с ведома командира дивизии вызвался проводить членов комиссии на передовую, чтобы разобраться во всем на месте.

Первые километры шли лесом. Никто нас не тревожил. Миновали КП полка. К нам присоединился его командир майор Самойлович. Перед вечером добрались до овражка, где в глубоком окопе обосновался штаб батальона.

До 1-й роты надо было ползти не менее километра. Ползли долго и, окончательно выбившиеся из сил, плюхнулись в узкую глубокую траншею. В ней располагалась нужная нам рота.

Лейтенант, единственный из командиров, уцелевший в роте, доложил о противнике и об отделении, расположенном впереди деревни Жидки.

— Почему же вы сами не находитесь в деревне? — допытывался я у лейтенанта.

— А зачем она нужна? Отсюда мы все видим, держим под огнем выходы из села Чуркино, а Жидки расположены в овраге, оттуда ничего не видно и не слышно.

— Кто давал команду оставить деревню?

— Никто не давал. Ротный отвел нас. А впереди у нас отделение.

— Так чья же все-таки эта деревня? — включился в разговор молчавший до этого представитель штаба армии.

— Деревня наша.

— Но там никого нет.

— А зачем сидеть в яме?

Я спросил:

— Далеко деревня расположена от нас?

— Не больше километра, а вот до кладбища еще ближе.

— Когда лучше осмотреть ее?

— Лучше всего часика в четыре утра. К этому времени фрицы угомонятся, а встают они поздненько, вот тогда можно на часок-другой забраться туда.

«Нет худа без добра, — мелькнуло в голове, — проверю заодно передний край батальона первого эшелона, загляну на наблюдательный пункт командира артиллерийского дивизиона».

…Настало время трогаться в путь.

Мы следовали за лейтенантом, перебегавшим из лощины в лощину. Достигли кладбища и оттуда одним броском добрались до деревни. Командир роты оказался прав — Жидки находились в овраге, и, кроме рваных облаков над головой, оттуда ничего не проглядывалось. Деревни, собственно, не существовало, торчали только печные трубы.

Стало светать. Оглядевшись вокруг, комиссия визуально убедилась в необоснованности своих обвинений.

Таким образом, инцидент был исчерпан.

Личные переживания ушли прочь. Случай же дал повод осмотреть передний край обороны, воочию убедиться, как слаба оборона на этом участке, как трудно ей противостоять сильным танковым атакам.

Вечером докладывал командиру дивизии о минувшем дне.