Гоген в Полинезии

Карделла возглавлял местную партию, которая называла себя католической, потому что большинство ее членов считались католиками. Естественно, оппозиционная партия называлась протестантской; ею руководили консул Гупиль и два миссионера-кальвиниста. Обе партии, не имевшие ни определенной программы, ни твердых организационных форм, возникли в 1885 году, когда колония получила известную автономию, и с тех пор ожесточенно сражались за восемнадцать мест в генеральном совете, как был назван этот миниатюрный парламент. Депутаты избирались всеобщим прямым голосованием, но на этом сходство с современной демократией кончалось, потому что кандидатами могли быть только лица, умеющие говорить и писать по-французски. Иначе говоря, туземцы чуть ли не полностью отпадали; впрочем, они отнюдь не считали это вопиющей несправедливостью. Напротив, они охотно голосовали за французов, лишь бы их не заставляли платить налоги и вообще не трогали от выборов до выборов. И никто их не трогал.

Рупором католической партии были как раз «Осы», принадлежавшие Карделле и другому богатому дельцу, Виктору Раулю[192]

. Оппозиция располагала двумя газетами: «Французская Океания» (собственность консула Гупиля) и «Таитянский вестник», принадлежавший другому местному адвокату, Леону Бро, который позже стал норвежским консулом. Самое замечательное в этих политических органах не содержание — оно сводилось к нудным мелочным перепалкам, — а то, что издатели с великим трудом, достойным лучшего применения, ухитрялись набирать и печатать их, располагая лишь самыми примитивными машинами.

Как ни сражались между собой составлявшие прочное большинство обеих партий французские купцы, трактирщики и плантаторы за честь заседать в совете, торговой и сельскохозяйственной палатах, в одном вопросе всех поселенцев объединяло трогательное единодушие: они считали, что им куда больше пристало управлять колонией, чем присылаемым из Парижа чиновникам. Самые жаркие стычки происходили в генеральном совете, где были представлены обе стороны. Численное превосходство бесспорно принадлежало поселенцам: восемнадцать против одного-единственного представителя властей, а именно, начальника Управления внутренних дел. Но на самом деле власти располагали решающим козырем, так как губернатор или министр колоний в любую минуту мог отменить постановления совета. Выдержка из книги одного бывшего правительственного чиновника лучше долгих объяснений показывает, как работал местный парламент.

«Заседания Генерального совета — желанное развлечение для местных жителей, которым недостает увеселений. В зале, где густо стоит копоть от керосиновых ламп, ведут дискуссию двенадцать граждан под председательством почтенного купца. Здесь же начальник Управления внутренних дел. Вход в зал свободный, и публика запросто переговаривается с избранниками народа, среди которых столяры, пекари, часовщики, — виноторговцы, бакалейщики, мясники и так далее. Интеллигенция представлена двумя-тремя адвокатами, которые еле-еле сдали экзамен, но держатся словно видные юристы, и двумя-тремя флотскими офицерами, обосновавшимися на Таити после выхода на пенсию.

Можно услышать много забавного. Например, просит слова пекарь. Держа в руках бюджет колонии, он горестно отмечает, что доходы занимают всего две страницы, а расходы — двадцать восемь! Все от души смеются. Поступает запрос начальнику Управления внутренних дел, что это за роскошный, весь расшитый серебром мундир он надевает по торжественным случаям. Начальник, как может, старается оправдать необходимость такого наряда. Потом следуют резкие выпады против колониальной администрации и полиции, и вдруг кто-то восклицает:

— Долой аресты на имущество!»[193]