Гогенцоллерны. Характеристика личностей и обзор политической деятельности

Вильгельм I не обладал ни политической прозорливостью, ни даже достаточным пониманием современной ему общественно-политической конъюнктуры, но в его характере были свойства, которые необходимы для монарха страны, стоящей на поворотном этапе своего исторического пути. В политике он был чистым реалистом и хорошими практиком, во всем следовавшим соображениям о пользе и выгоде. Его голова никогда не была богата идеями, но она была всегда ясна; ее не затуманивали ни романтические бредни Фридриха Вильгельма IV, ни мистическая фантастика и чувственные увлечения Фридриха Вильгельма II, ни погоня за внешними титулами Фридриха I; его не могли увлечь ни звучная фраза, ни красивая поза; реальный, ощутимый успех он всегда предпочитал самым ярким и увлекательным фантазиям. От своего отца Фридриха Вильгельма III, на которого он был чрезвычайно похож и внешне, он унаследовал добродетели среднего немецкого бюргера, честного, рассудительного и простого в обращении, но не наделенного ни смелой инициативой, ни критическим умом. Он любил порядок, был экономен до скупости, трудолюбив и мог без скуки и напряжения проводить целые часы за работой; скудость идей и неспособность к сомнениям даже помогали ему в работе, так как, однажды приняв какое-нибудь решение, он осуществлял его без всяких колебаний, с той упрямой твердостью, на которую вообще способны несложные натуры. Корона Барбароссы и Оттонов не увлекала его в той мере, как это было с его романтически настроенным братом, но он уже в начале своего царствования проникся убеждением, что объединение Германии под эгидой Пруссии — задача, которая продиктована непреложным ходом истории, которой нельзя избежать, не уронив национального достоинства Пруссии и даже самой Германии, — и он принял эту задачу не с радостью, а с покорностью судьбе, как тяжелую обязанность, как своего рода испытание, посланное ему Провидением. Как и многие из его предков, он был религиозен и искренне проникнут мыслью, что над династией Гогенцоллернов и всеми ее поступками почиет благословение Божие. «Неужели выдумаете, — говорил он своим приближенным после окончания франко-прусской войны, — что я мог бы принять на себя тяжелое бремя этой войны и что были бы возможны все эти успехи, если бы я не был твердо уверен, что Провидение хотело этого и что оно избрало нас в качестве своих орудий?» Тем не менее, в его натуре совсем не было мистицизма: уверенность в божественном руководстве сообщала только большую твердость его поведению, но никогда не заставляла его искать в религиозных идеях направляющих принципов для его деятельности и изменять реалистическим началам его правления; идея Провидения нужна была ему только для того, чтобы найти оправдание уже совершенным поступкам, а не затем, чтобы сообразоваться с ней в определении целей деятельности и в выборе средств для их осуществления.