Гогенцоллерны. Характеристика личностей и обзор политической деятельности

В молодости он был завзятым реакционером и сохранил консервативные склонности до конца своей жизни, но над его практическим умом не имела силы никакая идеология, в том числе и реакционная. Поэтому он всегда был доступен влиянию духа времени и способен сообразовать свои поступки с практическими нуждами момента, хотя бы это и противоречило его интимным симпатиям и основам его мировоззрения. В 1848 г. он был против введения конституции, и его обвиняли даже в том, что он был вдохновителем вооруженной расправы с народом 18–19 марта и сторонником борьбы против революции до конца. Но когда конституция была введена, он стал считаться с ней, как с совершившимся фактом, и оставил всякие мысли о возврате к абсолютизму. Он даже принял участие в заседаниях национального собрания в качестве депутата, выбранного от одного из избирательных округов Пруссии. Когда позднее, уже 60-летним стариком, он принял в свои руки власть, его ум еще не был настолько неподвижен, чтобы замкнуться для новых идей, и он позволил Бисмарку уговорить себя на такие меры, которые показались бы еретическими и революционными ему же самому в 40-х годах XIX в., когда он был еще вполне ортодоксальным консерватором. При этом он имел способность глубоко чувствовать все то, что относилось к славе или к унижению Пруссии. В момент ольмюцкого унижения, когда прусский министр Мантейфель должен был принять все условия Шварценберга (австрийского министра), он плакал как ребенок и с тех пор проникся самой горячей ненавистью к Австрии. Задолго до призыва Бисмарка в правительство он понял, что объединение Германии можно провести только оружием. Еще в 1850 г. он говорил: «Кто хочет управлять Германией, тот должен ее завоевать; `a lа Гагерн (президент франкфуртского парламента) этого не может случиться». Враждебные чувства против Австрии были в нем настолько сильны, что в бытность свою наследным принцем он отказался явиться в Берлин во время визита туда Франца Иосифа. Позднее, когда разрыв с Австрией стал неизбежным, он, наблюдая энтузиазм ландвера[12]

, находил этот душевный подъем еще более возвышенным, чем настроение народа во время восстания 1813 г., «потому что он не был вызван семилетним иноземным угнетением».

Большим надеждам, которые Вильгельм возлагал на армию, соответствовала и его необыкновенная любовь к военному делу. «Он любил армию со страстью», — говорит о нем французский историк Эрнест Денис[13]

: «Постоянно устраивал маневры, интересовался малейшими деталями организации, записывая все замеченные им недостатки, и медленно и терпеливо — искал средства для их исправления». В этом отношении он представлял полную противоположность своему старшему брату, который, как известно, был вполне равнодушен к армии и отдавал свои симпатии искусствам и литературе. Вильгельм I зато был вполне свободен от всяких художественных увлечений. На этой почве даже возникло взаимное непонимание и холодность в отношениях между ним и его женой Августой, которая с молодых лет увлекалась музыкой и литературой и свободно чувствовала себя среди литераторов. Вильгельм, наоборот, всегда предпочитал общество военных. Эта любовь к военному делу была традиционной в доме Гогенцоллернов, и не он, а его романтически настроенный брат был исключением в ряду прусских государей XVIII и XIX веков.