Говоря о божественной миссии германского народа, Вильгельм, однако, всегда имел ввиду одно ограничение: Германия остается избранным Божьим народом только до тех пор, пока она следует за данными ей Провидением руководителями и вдохновителями — Гогенцоллернами. К славе, к победам, к великому будущему Германии могут вести только одни Гогенцоллерны, и благо ей, если она останется послушной их священному руководству. Вильгельм воскрешал чисто средневековое представление о правах монарха и защищал его теми самыми аргументами, какими это делали когда-то Фридрих Барбаросса и его преемники. В речи, произнесенной на банкете бранденбургского ландтага 5 марта 1890 г., он говорит: «…Я вижу в стране и в народе, который мне вверен, талант, данный мне Богом; долг мой повелевает мне его умножить, как сказано в Библии, и когда-нибудь мне придется дать за него ответ. Я думаю, что пока он со мной, я сумею его вести таким путем, чтобы он возрос, и возрос немало… Тех, кто захочет мне помочь в этом деле, я приветствую от всего сердца; тех же, кто захочет мне помешать в моей работе, я раздавлю». В своих многочисленных речах Вильгельм на разные лады разъяснял ту мысль, что род Гогенцоллернов правит Божьей милостью и ни перед кем, кроме Бога, за свои действия не отвечает. 24 февраля 1894 г. на банкете бранденбургского ландтага он заявляет: «…Если мои предки, и в особенности тот, о котором мы больше всего любили вспоминать, как о величайшем бранденбуржце, великий курфюрст, были способны выполнить так много важного на благо своей страны, то это было возможно отчасти благодаря взаимному доверию государя и его народа, но больше всего благодаря тому, что дом Гогенцоллернов обладает чувством долга — чувством, исходящим из сознания, что Бог поставил их на тот пост, который они занимают, и что одному только Богу да еще своей совести они обязаны отчетом в том, что делают для блага страны». Но, может быть, это заявление Вильгельма о королевской власти «Божьей милостью» относится только к прошлому? Может быть, положение изменилось с тех пор, как в Пруссии появился ландтаг, а в Германии — рейхстаг? На этот счет речи императора не оставляли никаких сомнений. В речи о Вильгельме I осенью 1897 г. при освящении памятника ему в Кобленце он говорит: