Существует также сложная проблема регулирования. Несмотря на то что на эту тему ведутся бурные дискуссии, мы ни на йоту не приблизились к решению. Как мы управляем «систематическим риском» в условиях взаимозависимой финансовой системы? Железный закон капитализма гласит, что компании, потерпевшие крах, должны были его потерпеть. Именно так мы восприняли банкротство Lehman Brothers, но, разорившись, он чуть не потянул нас всех за собой. Глобальная финансовая система не вписывается в хрестоматийную модель, в которой сильные компании в периоды кризиса процветают, а слабые терпят неудачу; она больше похожа на группу альпинистов, стоящих в связке на самом краю пропасти. Как же нам сделать так, чтобы рынок наказывал нарушителей правил без того, чтобы все остальные летели в тартарары вместе с ними?
Как через сорок лет будут восприниматься «африканские тигры» – как представители дикой природой или как новая история успеха экономического развития?
Попробуйте сделать следующее: втолковать ребенку лет восьми-девяти, почему одна часть нашего мира живет комфортно, даже роскошно, тогда как миллионы людей в других уголках нашей планеты умирают от голода, а миллиарды едва выживают. В какой-то момент вы сами поймете, что ваше объяснение звучит не слишком убедительно. Очевидно, у нас нет верного способа для обеспечения экономического развития бедных стран. Но у нас пока нет такого способа и для лечения онкологических заболеваний, и это не значит, что мы отказались от поисков такого лекарства. Станет ли наш мир значительно богаче в 2050 году? Ответ на этот вопрос пока не ясен. Можно представить себе развитие событий по восточноазиатскому сценарию, согласно которому страны за считаные десятилетия в корне преобразуют самих себя, или вообразить сценарий африканских стран, расположенных к югу от Сахары: здесь из десятилетия в десятилетие не наблюдается существенных достижений на ниве экономического роста. Первый вырвет миллиарды людей из нищеты и страданий, второй, понятное дело, этого не сделает.Когда мы думаем о том, будут ли бедные страны через сорок лет по-прежнему бедны, ответ на этот вопрос кажется далеким и абстрактным, как расположение звезд на небе и их влияние на нашу жизнь. Но если поделить этот вопрос на составляющие – спрашивать о конкретных вещах, которые, как нам уже известно, отличают богатые страны от бедных, – начинает казаться, что проблему глобальной нищеты можно решить. Создадут ли правительства развивающихся стран институты для поддержания рыночной экономики? Станут ли они развивать экспортные отрасли, чтобы вырваться из ловушки сельскохозяйственного производства, обеспечивающего только прожиточный минимум? Откроют ли США свой огромный рынок для этих продуктов? Начнут ли богатые страны использовать технологии и ресурсы для борьбы с заболеваниями, опустошающими развивающиеся страны, в частности со СПИДом? Появится ли у индийской деревенской семьи, в которой в ближайшие десятилетия родится девочка, стимул вкладывать средства в развитие ее человеческого капитала?
Приведут ли Штаты в порядок свою налогово-бюджетную политику?
США – крупнейший в мире должник. Мы задолжали китайским держателям облигаций больше триллиона долларов. В последнее десятилетие нам пришлось много одалживать, чтобы оплатить свои счета. И особенно отрезвляюще на нас действует тот факт, что некоторые из наших самых существенных государственных расходов еще впереди; их время придет тогда, когда поколение беби-бумеров выйдет на пенсию и начнет требовать все причитающиеся им льготы и пособия в рамках систем социального и медицинского страхования. «Дивиденды от мира», то есть высвободившиеся в результате сокращения гонки вооружений в конце холодной войны, продержались минут 45, не более, так что в ближайшем будущем мы, судя по всему, обречены на большие расходы на оборону. С цифрами не поспоришь: все разумные расчеты, попадавшиеся мне на глаза, подтверждают, что нашу налогово-бюджетную политику ждут большие потрясения.Так что же нам с этим делать? К такой мере, как повышение налогов, у американского общества выработалось не просто отвращение, а явная враждебность. Было бы замечательно, если бы мы были готовы урезать правительство до размера, который могли бы финансировать. Но мы пока не сделали и этого.