Голод

А зачем мне вставать? Куда идти? Для чего жить? Вся моя жизнь была сосредоточена в сердце, которое вырвали, растоптали, разбили хрупкий панцирь моей души и разбросали обломки по свету.

И да, так нельзя себя вести. Нельзя зацикливаться на том, для кого ты оказалась просто дыркой, для слива своей похоти. Нельзя верить, что бандит может полюбить искренне. Со всей силой страсти. Нельзя самой любить бандита.

Но разве в жизни все поддается объяснению? Разве можно объяснить, как на земле появилась жизнь, и почему небо голубое. Разве можно объяснить, почему я, обиженная на Макара уже ищу возможность, к нему вернуться. Любую возможность.

Найти парня который будет меня домогаться и попросить защиты? Подкараулить его, украсть, соблазнить, когда он будет расслаблен? Какой еще бред можно придумать? Тем более это мне самой может выйти боком.

Еще можно попросить денег, он точно даст, но скорее всего через кого-то. Можно заявить, что я беременна, но разве он дурак, чтобы поверить в чудо.

Три дня казались, тянулись целую вечность. Медленно, словно жизнь замерла в определенной точке, и только один человек мог завести меня, как стрелки часов снова. Снова вдохнуть жизнь.

С Макаром вообще сложно спорить, если он что-то решает, лучше согласится чтобы не огрести. Но мне нравится его решения. Мне нравится его ум, его раскатистый голос. Мне нравится, как резко, грубо он прижимает меня к себе, не отпускает, трахает, до потери пульса пока дела не оторвут его от меня снова.

Дела, дела. Как у него дела? Выписался ли из больницы, промыл ли раны, оставленные моими ногтями.

На фоне мыслей и тихого шепота, испуганных за мое состояние друзей, я услышала стук. Резкий, как порыв ветра. Оглушающий, как удовольствие от проникновения любимого большого члена.

Я вскочила с кровати, чуть не падая. Друзья тут же встрепенулись, и Паша придержал меня за локоть. Ноги после долгого лежания затекли.

– Это наверное, Макар, – улыбнулась я, переминаясь с ноги на ногу. – Понял, что не может без меня и пришел извиниться.

Не знаю, что я такого сказала, но друзья испуганно переглянулись.

Даша открыла штору, впуская слепящий свет, и я прикрыла глаза, но продолжала гипнотизировать голубую, шелушащуюся древесину.

Паша осторожно отпустил мою руку, смотря на меня точь в точь, как на душевнобольную. Полосатая пижама немененная три дня, создавала соответствующий образ.

– Сама откроешь?

– Иди, ты, – прошептала я, заламывая руки и прижав их к болезненно, ноющему сердцу. – Я приведу себя в порядок.

Паша пошел вперед, а я так и не двинулась с места.

Пусть он. Пусть будет он. Я не буду спорить. Я буду послушной. Я буду давать в попу, когда он захочет. Как это все унизительно, но сейчас я готова была на все, только бы вернуть свое счастье. Только бы еще хоть раз ощутить на себе его взгляд, его прикосновения, удары тела друг об друга. Как же хочется снова услышать хлюпающие звуки, от которых еще недавно я бы покраснела, а сейчас готова раздвинуть ноги от одного порочного воспоминания.

Стук повторился, и Паша рванул двери на себя.

 Вся радость в миг улетучилась, когда в дверном проеме показался, как всегда одетый с иголочки Данила.

Он мельком взглянул на Пашу, подняв уголок губ, когда заметил его гавайские шорты и посмотрел на меня.

– Привет.

– Как он?! – тут же спросила я, разочаровавшись в пресловутой надежде.

Зачем он приехал. Зачем теребит и без того расколотую душу.

– Уже работает. Кремень, – пожал он плечами и протянул руку.

Кремень. Ну, кто бы сомневался. И наверняка даже не думает о своем здоровье. Ему бы полежать. Лучше со мной.

Я хмурюсь, когда замечаю в руку папку.

– Что это?

– Тебе. То, что Макар дарил.

– Ого, – подала голос Вероника, но мне было не до радости или восторгов.

– Что дарил? – не поняла я, чувствуя как по телу проходит холодок, а капля пота стекает, по немытой три дня, спине. Как выглядят мои волосы, я даже боюсь представить.

– Может ты уже заберешь и сама посмотришь, – раздраженно дернул папкой Данила и я на трясущихся ногах прошла вперед.

В папке были документы. На собственность, которая теперь за каким-то чертом, принадлежала мне.

– Что это за хрень?! – закричала я, сотрясаясь всем телом, и не веря, что вижу как Макар свел все наши отношения к торгово-рыночным.

Мы отлично потрахались, на тебе телефон за сотню штук. Взяла в рот, на тебе тачку, которую водить нельзя. Дала в задницу, на тебе жил площадь.

– Меня просто попросили передать.

– Передать. Передать, – шептала я как безумная, смеясь и плача. – Передать мне, что я в его глазах была шлюхой?!

– Весьма дорогой, – заметила Ника и я развернув к ней лицо завопила: – Заткнись! А сам он не захотел мне это передать? Сказать в лицо, кто я такая?

– Так будет лучше, – снова пояснил Данила и я толкнула его в грудь, ненавидя эти слова.

– Для кого лучше?! Для кого?

– Дура! Ты жива останешься. Макару не до тебя!

– Тогда пусть он определиться, либо он боится за мою жизнь, либо считает шлюхой. А то у меня знаешь ли мозговой коллапс.

– Он работает. По его приказу тебя в клуб не пустят, – сказал Данила, и я задышала глубже.