Голодное пламя

– Я не знаю, действительно ли я это сделала. Я, значит, пошла в пивную, поехала к нему домой… Такое ощущение, что все это делал кто-то другой, но, с другой стороны, я здорово набралась.

Ульрика сделала короткую паузу и достала из кармана пачку жевательной резинки. Вместе с пачкой высунулись несколько купюр по пятьсот крон.

Ульрика живо запихнула их обратно в карман, ничего не говоря.

София молча наблюдала за ней.

Она знала, что Ульрика сидит без работы и едва ли может получать сколько-нибудь большие суммы.

«Откуда взялись эти деньги?» – подумала она.

– С ним я смогла расслабиться, – продолжила Ульрика, не глядя на нее. – Потому что спала с ним не я. У меня вульводиния. Неудобно, да? Я никого не могу впустить в себя по своей воле, но его принять смогла, потому что легла с ним не я.

Вульводиния? Не она спала с парнем? София задумалась, что же сотворил с Ульрикой насильник Карл Лундстрём. Она знала, что одна из предполагаемых причин вульводинии – не в меру старательное подмывание промежности. Слизистые оболочки высыхают и становятся хрупкими, нервы и мышцы повреждаются, и боль становится постоянной.

В памяти возникла картинка: вот она отскребает себя дочиста, часами в горячем душе, от воды идет пар, жесткая губка, запах мыла, но ей так и не удается смыть с себя зловоние этого мужчины.

– Все было отлично, – продолжила Ульрика. – Утром он ушел. Я и не заметила, когда он свалил.

– Он дал тебе деньги? – София кивнула на карман Ульрики. Она сразу поняла, насколько равнодушно прозвучал ее вопрос.

– Нет. – Ульрика покосилась на карман и застегнула «молнию». – Ничего такого. Я этим не занимаюсь.

На самом деле ничто во мне не хотело этого парня.

Ей приходится быть кем-то другим, чтобы осмелиться чувствовать желание, близость. Чтобы быть нормальной. Она поломана навсегда – и это сделал один-единственный мужчина. В Софии все заклокотало.

– Ульрика… – София перегнулась через стол, чтобы подчеркнуть важность своего вопроса. – Ты можешь рассказать мне, что такое наслаждение?

Девушка посидела какое-то время молча, а потом ответила:

– Спать.

– И как ты спишь? – спросила София. – Можешь рассказать?

Ульрика глубоко вздохнула:

– Пустота. Спать – это ничто.

– Значит, для тебя наслаждение – это ничего не чувствовать? – София подумала о собственных натертых пятках, о боли, необходимой ей, чтобы чувствовать себя спокойно. – Значит, наслаждение – это ничто?

Ульрика не ответила на вопрос. Она распрямила спину и зло сказала:

– После того как те козлы изнасиловали меня в гостинице, – ее глаза потемнели, – я пила четыре года каждый божий день. Потом попыталась взять себя в руки, не знаю зачем. Я все время влипаю в какое-нибудь дерьмо. – Взгляд Ульрики наполнился ненавистью. – Конечно, началось все в том гостиничном номере, но потом этот ад продолжился – и все.

– Что это за дерьмо, в которое ты влипаешь?

Ульрика сгорбилась.

– Как будто мое тело – не мое, или оно как будто излучает что-то, отчего люди думают, что могут делать со мной, что хотят. Могут ударить меня, трахнуть меня, им все равно, хочу я этого или нет. Я говорю, что мне ужасно больно, но им без разницы.

Вульводиния, подумала София. Нежеланный секс и сухая слизистая оболочка.

Вот девушка, которая не знает, как это – желать, которая научилась только спать и видеть сны о том, чтобы уйти. Пустота, которую дает сон, для нее означает свободу.

Может быть, поведение Ульрики в пивной содержало необходимый элемент. Ситуация, в которой именно она принимала решение, контролировала положение. Ульрика настолько не привыкла действовать, исходя из собственных желаний, что просто не ощущает саму себя.

Можно впасть в заблуждение, думая, что речь идет о диссоциации. Однако диссоциация развивается в подростковом возрасте, это детский защитный механизм.

Случай Ульрики – это скорее конфронтационное поведение, подумала София, у нее пока не было лучшего определения. Нечто вроде когнитивной самотерапии.

София знала, что во время изнасилования в гостинице девушку накачали каким-то веществом, из-за которого мышцы влагалища парализовало и она не могла сомкнуть их.

Она понимала состояние Ульрики – возможная ано рексия, презрение к себе, долгий период алкоголизма плюс биография, расцвеченная дружками-абьюзерами. Все это было результатом одного-единственного события, произошедшего семь лет назад.

Во всем был виновен Карл Лундстрём.

Вдруг Ульрика побледнела еще больше:

– Что это?

София не поняла, о чем она спрашивает. Взгляд девушки был прикован к чему-то, лежащему на столе.

Пять секунд прошли в молчании. Потом Ульрика поднялась и взяла в руки распечатку, которая все это время пролежала на стопке бумаг. Портрет Вигго Дюрера.

София не знала, как реагировать. Черт, подумала она. Ну как можно быть такой опрометчивой.

– Это адвокат Карла Лундстрёма, – выдавила она. – Ты встречала его?

Несколько секунд Ульрика смотрела на фотографию, потом положила распечатку на стол.

– Да забудьте. Первый раз его вижу. Обозналась. – Девушка попыталась улыбнуться – по мнению Софии, неудачно.

Ульрика Вендин где-то видела Вигго Дюрера.

Гамла Эншеде