Голомяное пламя

– А, забыл. – Петр резвой побежкой ринулся в избушку. Вообще, перед веселой и опасной работой чувствовалось у всех какое-то возбуждение.

– Что за кротилка? – заинтересовался Гриша.

– Чего, не знаешь? Рыбу кротить, укрощать, – засмеялся Михаил, и как раз прибежал Петр, помахивая увесистой дубинкой.

– Мужики, а сети-то где? – удивился брат, оглядывая лодку.

– Да мы с вечера еще поставили, пока вы за червями тут охотились, – засмеялся Михаил, и все тоже улыбнулись – забавное, должно, было зрелище со стороны, когда они, ничего вокруг не видя, пешком по воде, с сеткой наперевес охотились за рыбой на отмели.

– Ну ладно, сейчас посмотрим, что море дало. – Они по очереди забрались в лодку прямо с воды, подпрыгивая и переваливаясь через борт. Один Колька Елисеев остался печально стоять на берегу.

Мотор заводить у берега не стали, Петр сел на весла, Михаил с шестом на носу высматривал камни.

– Мористее держи, мористее, – то и дело прикрикивал он на Петра, но тот и сам умело встал в створ береговых знаков и направил лодку прямо в кипящую коргу. Стало страшновато, казалось – вот-вот раздастся удар, треск, и придется думать о борьбе за живучесть. Но словно по волшебству прошла лодка сквозь буруны, ни разу не зацепившись даже о камень.

– Как получается у вас так! – удивлялись и Гриша, и брат.

– Да так и получается. Деды всё море знали, везде знаков наставили. Да нас кой-чему научили. – Михаилу приятно было их восхищение, но виду он старался не показывать.

Вышли за коргу, и тут стал покачивать прибой, не сильно, но мощно и спокойно. Он вздымал тяжелую лодку, как игрушку, и невольно вспоминалась их байдарка – что она для моря словно щепка, захочет – и сломает играючи. А не захочет, так и даст возможность пройти.

Десять, двадцать метров отошли в голомя от корги, и Михаил скомандовал – стой. Железным крюком-ляпом зацепился за трос около поплавка и подтянул лодку.

– Ну, пошла работа, помогайте теперь. – Он стал с натугою поднимать сеть, перебирая враз покрасневшими от холода руками. Она была высокая, метров шесть, и тяжелая, сплетенная из толстой нити, почти веревки.

– Да, это тебе не «китайка», – сказал брат, и они стали помогать тащить сеть, подтягивая лодку и опуская осмотренную за корму. Петр внимательно подправлял лодку одним веслом.

– Ага, есть, пошла, родимая! – Михаил ловко выпутал из сети первую серебристую красавицу, ударил по голове кротилкой и бросил на дно лодки. Она была очень хороша, только что поднятая из морской глуби, стройная, со стремительными обводами быстрого недавно еще тела.

– Кто это, семга? – спросил Гриша, стыдясь своего незнания.

– Да нет, горбыль, горбуша, – презрительно сказал Михаил. – Развели ее здесь, на Белом море, научники. Рыба неплохая, но семги-то меньше гораздо стало.

– А что, нерестилища не поделят?

– Да нет. Горбыль – рыба глупая, что овца в стаде. Семушке ни по повадкам, ни по нерестилищам не конкурент. Но идет в те же реки, что и семга. И дохнет там, отнерестившись. А семга воду в своей реке знает, нюхает ее, часто за сотни километров от берега может родное течение почувствовать. Вот и бывает – подойдет к реке, а оттуда тухлятиной горбушьей несет. Повернется всё стадо и уйдет – сам видел много раз, такое зрелище печальное. А куда уйдет, никто не знает. Только меньше семги стало, не в пример прошлому.

– Вон норвеги ругались на наших – вы что творите со своей горбушей, – подхватил Петр. – Она ведь и в их реки пошла. Но нашим, как обычно, похеру всё. Норвеги теперь свои реки чистят от горбыля после нереста. А у нас кто будет чистить? Никому ничего не нужно.

– Ладно, разговоры, правь давай лучше, – сказал Михаил и вдруг одну за одной стал вытаскивать рыбу из сетей. Были все рыбины одинаковые, словно стандартные болванки, килограмма по два каждая.

Они молча и быстро перебирали сеть. От постоянных наклонов устала, заныла нестерпимо спина. Руки нещадно щипало в холодной соленой воде, особенно у брата – у него всегда была не очень хорошая кожа на руках, шелушилась экземою. По ладоням текла кровь – своя, от порезов и уколов, и рыбья. Ходить по дну лодки стало скользко и тяжело, наступать на склизкие доски между навалов рыбы.

– Ага, вот и семушка попала. – Михаил радостно достал из сети чудесную серебрянку. Была она больше горбуши раза в два, и сразу стала ясна разница – кто тут благородный, а кто происхождения низкого. Укротил ее Михаил так же быстро, как других, но положил отдельно. И лежала она, словно мертвая царевна промеж разнузданной толпы.

– Икрянка. – Петр кивнул братьям на нее, и они тотчас сами заметили набухший, овальный живот.