Голос крови

Однажды, когда Хэпберн не зашла в галерею, Фиона вечером сама отправилась в полицию. Она спросила, можно ли видеть сержанта Хэпберн, ее попросили подождать, и она ждала, наслаждаясь окружающим гомоном и трезвоном телефонных аппаратов. Какая-то женщина, ровесница Фионы, пришла подавать заявление на соседа, который наехал на ее садовую ограду. Женщина была дорого и элегантно одета, на холеной руке сверкало золотое обручальное кольцо, она держалась так уверенно и солидно, что, глядя на нее, Фионе не верилось, что они с ней сверстницы. Затем мимо важно, с деловитым видом прошествовал констебль Блэк. Она поздоровалась, он рассеянно кивнул в ее сторону, удивленно остановился, вернулся и подошел к ней:

– Что вы тут делаете? Мы вас вызывали?

– Нет, – сказала Фиона, теребя воротник пальто. – Нет, я только хотела узнать…

– Нет ли чего нового? Мы бы вам сами сообщили…

На Фрэнка Блэка, привлекательного молодого человека, Фиона не произвела ни малейшего впечатления. Она это знала и тем более оценила, что он не поскупился для нее на ободряющую улыбку.

– Страшно дома? – спросил он.

Она кивнула.

– Вам бы лучше не оставаться одной в квартире.

– Я ночую… у моего отца. – Она чуть было не сказала «у Роджера Хейворда». – Ну, вы знаете.

Он молча кивнул.

Она тоже кивнула.

– Ну тогда… – сказал он, поглядывая в сторону входной двери так, словно кого-то ждал.

– Вы идите. Не беспокойтесь. Я жду сержанта Хэпберн.

– А-а. Да. Она как раз беседует с одним из ваших… гм… бывших приятелей. Пожалуй, я зайду посмотрю, как там идет дело, и скажу ей, что вы тут ждете.

Фрэнк Блэк удалился в сторону кабинета.

Прошло совсем немного времени, и он снова появился вместе с Яном, студентом-искусствоведом из Берлина. При виде Фионы Ян недовольно скривил рот.

– Ян! – воскликнула Фиона, вскакивая ему навстречу. – Мне нужно с тобой поговорить! Ты должен мне сказать про вернисаж, что там…

– Отвяжись! С тобой я покончил! – заорал на нее Ян, отпихнул в сторону и хотел пройти мимо, но тут Блэк одним изящным движением скрутил его и нагнул ему голову.

– Вот так, голубчик! А теперь мы с тобой вернемся прямехонько туда, откуда только что вышли, – спокойно сказал он и потащил разоравшегося и выкрикивающего что-то по-немецки Яна назад в кабинет.

Фиона с открытым ртом провожала их взглядом.

– Что вы с ним сделаете? – спросила она, дождавшись наконец Изобель Хэпберн.

– Да просто оставим его у себя на ночь, пускай на досуге подумает, что нельзя так с людьми. А то распихался тут, понимаете!

– А что он сказал про вернисаж? Может быть, он видел, как Мораг мне подсыпала что-то в бокал?

Хэпберн громко вздохнула:

– Нет, у нас нет никаких доказательств, что ваша подруга пыталась вас убить. Он, правда, сказал, что Мораг не все время находилась с художницей в задней комнате, а самое большее минут пять, и художница это только что подтвердила по телефону. Но на время убийства Мораг у него тоже есть убедительное алиби.

– И какое же?

Она заметила, как у Хэпберн слегка дрогнули уголки губ.

– У него, очевидно, появилась новая пассия. За ней он, видимо, и увязался в тот вечер. Его избранница и пять ее подружек подтверждают, что на дегустации в Обществе любителей шотландского солодового виски он сидел за соседним столиком и сердито на них поглядывал. За все время он, кажется, даже ни разу не сбегал в уборную, чтобы, не дай бог, ничего не пропустить.

Фиона покачала головой:

– Господи! Ну и типчик!

Она была рада, что Фрэнк Блэк не присутствует при их разговоре. Ведь он сказал тогда: «ваш бывший приятель», и Фионе теперь было стыдно, что она спала с этим человеком.

На следующий день Хэпберн снова заглянула в галерею, чтобы справиться, как дела у Фионы.

– Мы отпустили вашего знакомого на все четыре стороны, и, судя по всему, у него уже никогда не появится желания связываться с вами, в особенности после того, как Блэк потолковал с ним по-мужски один на один, – сообщила она с улыбкой.

Пожалуй, Блэк все-таки нормальный парень.

Сержант Хэпберн была очень высокая миловидная женщина, правда, с той же проблемой, что у Фионы: никаких женственных округлостей. Тем не менее она нравилась мужчинам и прекрасно знала это. Она производила впечатление толкового и уверенного в себе человека, знающего, что и как надо делать. И наверняка, ложась вечером в постель, она не предается ненужным размышлениям, не видит по ночам кошмаров, а сразу засыпает. Она не мучается, перебирая мысленно все, что случилось за день, и спрашивая себя, все ли она сделала как надо, достаточно ли хорошо выглядела и понравилась ли окружающим. Хэпберн определенно больше повезло в этом отношении. Ей можно только позавидовать.