Голос крови

– Его отыскала Долиана, – в мое оцепеневшее сознание пробился чуть ироничный голос Тараска. – Знаете, где? В Кезанкийских горах, в тамошнем подгорном королевстве двергов. Он решил навсегда покинуть мир людей, однако у его дочери имелись иные планы. Не нужно спрашивать, знаете ли вы этого человека? Да-да, хитроумный Мораддин Эрде воскрес из мертвых. Увы, он больше не всесильный глава жуткого Пятого Департамента, а всего лишь изловленный злодей короны. Оно слово короля Аквилонии – и герцог Эрде останется в людской памяти именно таким: пронырливым и честолюбивым интриганом, казненным за измену Трону Дракона, которому он якобы верно служил. Или же он навсегда пребудет мертвым, ушедшим, как подобает человеку его характера, павшим, защищая свой дом и семью от взбунтовавшейся черни.

Мораддин поднял голову, равнодушно взглянув на нас. Я услышал короткий, сдавленный выдох, как от нанесенного под дых сильнейшего удара. Можно не гадать, кому он принадлежал – Конану. Вот и встретились старые друзья.

28 день Третьей весенней луны.

Первый послеполуденный колокол.

Думаю, потребуй Конан разрешения обменяться с Мораддином хотя бы парой фраз, Тараск бы проявил великодушие к противнику. Однако правитель Аквилонии резко повернулся и ушел обратно в шатер. Ольтен немедля рванулся за ним. Я различил лишенный малейших проблесков надежды голос немедийского принца:

– Значит, я должен это подписать? Тараск отыскал безотказное средство! Откажемся – Эрде умрет, и трудно сказать, что станется с Даной. Кофиец не шутит, ты понимаешь это? Он не даст тебе покоя, пока не добьется своего. И война наверняка будет, если не сейчас, то через год, когда он накопит силы. Согласимся – с обеих сторон границы вздохнут с облегчением. Тебе отдадут Мораддина, и какое значение, что станется со мной? Я понимаю, моя жизнь, жизнь одного человека не слишком важна по сравнению с благом государства. Нимед, мой отец, наверняка подписал бы эту треклятую бумажку, сказав, что через год-другой все может измениться…

Ольтен говорил сущую правду и приводил разумные доводы, однако никакого ответа не добился. Конан молчал. Он не произнес ни единого слова, пока мы снова не собрались в шатре. Мое настроение заслуживало единственного слова: «угнетенное». Думаю, Просперо чувствовал себя точно также. Аквилонцам не часто приходилось признавать свое поражение, но сегодня боги решили побаловать своим вниманием Тараска.

– Могу я узнать ваше решение? – вежливейшим тоном осведомился правитель Немедии.

Поскольку варвар упрямо отмалчивался, тяжесть ответа пала на Пуантенца. Тот мудро решил добиваться спасительной отсрочки:

– Ваше величество должны понимать, что такие вопросы не решаются за один день! Мы выслушали ваши предложения и находим их разумными, однако даже короли не всегда свободны в своем волеизъявлении! Нам нужно узнать мнение дворянского собрания Аквилонии…

– Почему бы не Совета Семи королей? – выдержка Тараска тоже имела свои пределы. – Месьоры, ответ должен быть дан здесь и сейчас. К чему эти уловки? Вы сами признали: чем быстрее мы разрешим наши трудности, тем спокойнее будет наша совесть. Дженну Сольскель можете забрать себе в качестве довеска и утешения.

– Я подпишу, – Ольтену удалось собрать все отпущенное ему природой достоинство. – Пусть меня потом сочтут изменником, но я вынужден это сделать…

Он в упор посмотрел на Дану. Может быть, надеялся, что герцогиня Эрде-младшая оценит и одобрит его поступок. В конце концов, Ольтен пытался спасти жизнь ее отца, которую она сама, похоже, ни во что не ставила.

Долиана Эрде равнодушно отвела глаза и забарабанила ногтями по столешнице.

Младший наследник Нимеда, сумевший увлечь за собой Полночь страны и уцелевший в бойне у Демсварта, подошел к столу, где лежало и терпеливо ждало признание его собственной неудачи – полное, окончательное, не подлежащее дальнейшему изменению. Я невольно зажмурился, чтобы не видеть, как Ольтен подписывает смертельный приговор сам себе. Как нас угораздило? И почему молчит Конан? Ну скажи хоть слово, ты, признанный герой, правитель великой страны и верный друг!

– Нет, – король Аквилонии изволил нарушить свой обет добровольного молчания. – Он не рискнет так поступить. Я в это не верю. Мы не станем ничего подписывать. Чабела права: стоит один раз нарушить закон, и его перестанут уважать. Ольтен, положи перо! Мы уезжаем.

– А Мораддин? – язвительно напомнил Тараск.

– Мораддин всегда знал, что ходит по острию меча, – не замедлил с ответом Конан. – И я верю – он поймет и одобрит.

– Если узнает, конечно, – Кофиец нахмурился. Кажется, его планы рушились.

«Уходите. Уходите немедленно. Пожалуйста. Уходите».