Голос крови

Девица-гуль шарахнулась к Райану и съежилась, будто от холода. Дженна обеспокоено хмурилась, и, признаться, я разделял ее тревогу. Конечно, я видел Дану Эрде всего два раза, но в моей памяти ее облик сохранился несколько иным. Наследница Мораддина походила на ослепительно яркий огонек, принявший облик девушки, и у нее не имелось привычки изъясняться недомолвками. Куда она подевала свой драгоценный Талисман и своего приятеля?

– Госпожа! Госпожа Долиана! – отчаянный вопль мертвого бы поднял из могилы и принадлежал Ньоро Висмарту, спозаранку решившему прокатиться верхом вокруг крепости и теперь возвращавшемуся в лагерь. Молодой немедиец не выпрыгнул, вывалился из седла и побежал к оглянувшейся на крик Дане. Шагах в трех остановился, как вкопанный. Девушка приветливо смотрела на него, ожидая шумных и не слишком вразумительных расспросов, однако Ньоро просто глядел на нее, медленно отступая назад, пока не споткнулся о корень и не пошатнулся. Дана протянула ему руку, но молодой человек дернулся в сторону, будто увидел ядовитую змею. Эрде-младшая недоуменно пожала плечами, повернулась и скрылась среди деревьев, держа путь к стоянке Тараска.

– Да что с вами стряслось? – раздраженно осведомился я. – Это ведь Долиана Эрде! Она нашлась, она жива и вроде бы в безопасности!

– Эта женщина выглядит как Долиана Эрде, – удрученно произнесла рабирийка, понуро жавшаяся к своему приятелю. – Только… У нас в лесах такое называется – «ослепшая душа».

– Наша Госпожа была другой, – Ньоро подошел к нам, продолжая неотрывно и тоскливо глядеть вслед удалявшейся тонкой фигурке в зеленом платье. – Что с ней сделали? Она словно дремлет на ходу… По-моему, она толком меня не узнала… Какими обещаниями или угрозами Тараску удалось переманить ее на свою сторону?

– Она не говорила, что находится на стороне Тараска, – напомнил я и сам поразился, как неуверенно прозвучали мои слова. С Даной Эрде творилось нечто весьма неладное, и я не мог решить, радоваться или огорчаться тому обстоятельству, что дочь Мораддина вновь находится среди нас. Однако я точно знал, что должен поскорее известить Конана и Ольтена о присутствии в немедийском лагере младшей из семейства Эрде. Независимо от состояния ее рассудка, Долиана – слишком важная персона, с которой необходимо считаться.

Придется кое-кому до начала переговоров поднапрячь разум и воображение в попытках догадаться, какой новый ход измышляет Тараск Эльсдорф и что мы в силах ему противопоставить.

28 день Третьей весенней луны.

Одиннадцатый послеполуночный колокол.

Для столь поспешно устроенной, хотя в общем не противоречащей традициям Материка встречи королей возвели даже не шатер, а скорее навес, растянув на прогалине в дубовой роще большие желтоватые полотнища с гербами Немедии. Холщовые стены колыхались под ветром, и оттого по лицам находившихся внутри людей и по предметам скудной обстановки пробегали янтарного цвета блики.

С нашей последней встречи, произошедшей более луны назад, Тараск не слишком изменился, разве слегка осунулся и стал резковат в движениях. Долиана Эрде, единственная женщина среди присутствующих, сидела во главе маленького походного стола. Когда вошедший Ольтен кинулся к ней, госпожа Эрде-младшая одарила его столь надменным взором, что принц смешался и наверняка пожалел о своем порыве.

На столе перед Даной лежали какие-то пергаменты и стоял бронзовый чернильный прибор. Больше ничего – никаких обычных на подобных встречах угощений, даже ни одного кувшина с вином!

В общем, из всех переговоров, на которых мне удалось побывать в качестве участника, летописца или свидетеля, эти заслуживали названия наиболее диковинных. Четверо главных действующих лиц: Конан, Ольтен, Тараск и Долиана. Двое представителей Немедии – какой-то вояка в немалых чинах и крючкотворского вида желчный старик. Двое представителей Аквилонии, его светлость пуантенский герцог и некий Хальк Юсдаль из Гандерланда. Остальным предоставлена возможность маяться ожиданием и догадками за цепочкой грозных немедийских гвардейцев, выстроившихся кругом шатра. Только что прозвучало зачитанное стариком традиционное требование к членам свит, обязывающее их хранить молчание относительно тайн, которые им доведется увидеть и услышать на этих переговорах, в чем оные свитские принесли клятву, скрепив ее своими личными подписями и фамильными печатями. Пергаментный лист с шуршанием свернулся.