Голос сердца

— Да, помню — Тимур покаянно опустил голову — но как еще мне было до тебя добраться? Ты от нее просто не отходишь. И нигде больше не появляешься. Прости, я поступил не честно, но только потому, что очень хотел помириться с тобой — ведь ты мой лучший друг, почти как брат! У меня просто не было выбора — расстроенно вздохнул Ибрагимов всем своим видом изображая раскаянье. Но Идолбаев не поддался на его уговоры:

— Все сказал? Свободен.

— Да послушай же! — в голосе Тимура на этот раз прозвучало неподдельное отчаянье — Я виноват. Я — эгоист, врун и придурок. Я знаю это. Но и ты это знаешь, я ведь всегда был таким. Раньше же тебе это дружить со мной не мешало! Так что же изменилось теперь? Я понял, что сильно тебя подставил. Но больше этого не повториться, клянусь!! Ну что мне сделать, чтобы ты меня простил?! Хочешь, на колени встану?!! — к моему удивлению и ужасу Адама этот ненормальный и впрямь начал сгибать ноги в коленях, ничуть не волнуясь запачкать свои модные джинсы от какого-то стильного кутюрье о кафель фойе, куда студенты на своей обуви натащили жидкую грязь с улицы.

— Ты что, с ума сошел, придурок?! — зашипел на него Адам, в последний момент хватая за отвороты кожаного пиджака — прекрати немедленно!!!

— Только если ты перестанешь злиться на мое безобразное поведение и дашь мне шанс загладить свою вину — все так же отчаянно попросил Ибрагимов, повиснув на собственном пиджаке в нескольких сантиметрах над полом.

— Ладно, хрен с тобой, шантажист проклятый! По-хорошему, вмазать бы тебе как следует, да место неслишком подходящее! Но не думай, что так легко отделался: я еще посмотрю на твое поведение, и вину свою ты будешь заглаживать очень долго!! Усек?!

— Да! — радостно закивал Тимур, в ту же секунду вскочив на ноги — Как пожелаешь! Спасибо, дружище! — и кинул неуверенный взгляд в мою сторону — А как же Оля? Пожалуйста, Адам, позволь мне куда-нибудь ее сводить. Согласись, она это заслужила уже тем, что открыла мне глаза на мое свинское поведение. Я тебе честное слово даю, что верну твою подругу в целости и сохранности. Разреши, а?

Я затаила дыхание, ожидая его ответа. Адам повернулся ко мне и спросил:

— Ну? Что скажешь на это?

Я робко улыбнулась:

— Друг мой, мы же вчера с тобой все обсудили. Так что мне по-любому придется согласиться. Но не расстраивайся, поблажек я давать ему не буду. Я ведь теперь знаю, что это за фрукт — Идолбаев предупреждающе посмотрел на меня, пришлось уверенно добавить — Не волнуйся, со мной все будет в порядке.

Только тогда парень перевел взгляд на Тимура и с ощутимой угрозой в голосе сказал ему:

— Если я узнаю, что ты причинил ей хоть какой-то вред… Если мне это даже просто покажется, клянусь, ты пожалеешь, что на свет родился, понял?!

— Да понял, понял, не психуй. Она у меня будет в полной безопасности — и тут же обернулся ко мне — Ну что? Когда встретимся?

Я задумчиво посмотрела на потолок:

— Я буду свободна только в выходной. Так что давай в воскресенье.

— Хорошо. Во сколько? И скажи куда мне подъехать — я на машине.

— В полдень у выхода к метро «Коньково». Мне будет так удобнее — быстро сориентировалась я (мне не хотелось, чтобы шустрый Ибрагимов узнал, где я живу). Парни удивленно взглянули на меня, но никак не прокомментировали странный выбор места.

— Идет — согласился Тимур — до воскресенья — и быстрым шагом направился в сторону лестницы.

Адам

Ольга с самого утра была чем-то озабочена и выглядела чересчур задумчиво. Я решил, что это из-за вчерашней нашей размолвки и не стал докучать ей расспросами. Поэтому для меня стало полнейшей неожиданностью, когда она спросила, что я написал о ней в своем письме Маринэ. Раньше она моими письмами невесте не интересовалась, да и сам выбор темы меня смутил.

По правде говоря, у меня все чаще возникала потребность сказать ей что-то приятное и как-то выразить свои чувства, но я стеснялся и давил ее в зародыше. Так что если бы она сама не спросила, я бы никогда не решился сказать ей (пусть в очень завуалированной форме) как я к ней отношусь. А она еще и подогрела мое любопытство, пообещав объяснить потом зачем ей мои признания понадобились.

Рассказать подруге о моем отношении к ней оказалось не таким уж простым делом. Я мог болтать с Олей без умолку о чем угодно, но когда речь зашла о глубоких чувствах, все нужные слова куда-то подевались, а те, что остались, показались какими-то кривыми и неподходящими. На Ольгу я смотреть не мог, поэтому просто представил, что зачитываю ей отрывок из своего письма. Конечно, Оле свое представление я высказал немного не так, как написал Маринэ, но в целом смысл сохранился.

Девушка никак не прокомментировала мои признания. И хорошо! Не представляю, что я стал бы делать, если бы она вдруг начала допытываться, почему я отношусь к ней так, а не иначе. Вместо этого Ольга сразу перешла к делу и огорошила меня крайне неприятной новостью, что моя невестушка все-таки почуяла мое неравнодушное отношение к ней (хотя я почти все мозги сломал, урезая и сокращая свою хвалебную оду в Ольгину честь) и предложила свое решение проблемы.