Голос сердца

Ольга удивленно взглянула на меня, но честно призналась, что зам старосты просто выражал благодарность за помощь в поисках пропавшего проездного. Я чувствовал, что для моей злости нет особых причин: ну поблагодарил, ну сказал ей пару приятных слов — вот она и разрумянилась, разулыбалась. Ничего предосудительного в этом не было. И чего меня так переклинило? Однако не смотря на все доводы рассудка, эмоции не желали успокаиваться и я понял причину: ольгино поведение отчетливо показало мне, что Никита ей не безразличен. Но я знал, что он не заслуживает ее внимания, хрупкости и очарования, не сможет защитить и сберечь ее в случае опасности, потому что Горчеев, не смотря на весь свой ум и прочие достоинства, всего лишь трусливый слабак и у него не хватит сил создать для Оли те условия, которых она заслуживает. Моя прямая обязанность как ее друга была в том, чтобы предупредить ее на счет Горчеева и тем самым спасти от дальнейшего разочарования, поэтому я попробовал достучаться до ее разума и открыть ей глаза на очевидные недостатки данного конкретного представителя сильной половины человечества. Но девушка не пожелала прислушаться ко мне, а принялась его горячо защищать, да еще и указала, что нехорошо нелестно высказываться о Горчееве у того за спиной и ее разлюбезный Никита никогда до такого не опустится.

«Да, какой запущенный случай» — подумал я. Конечно же Горчеев не посмеет «говорить обо мне гадости» даже за глаза — он же трус и прекрасно понимает, что если я узнаю, то надаю ему по шее. Неужели Ольга не видит, какой он на самом деле? Где ее наблюдательность и куда подевалась ее интуиция? Или когда она предвзято к кому-то относится, интуиция не работает? Я изучающе посмотрел на Соколову. Она насупилась и, кажется, собралась защищать своего ненаглядного Никиту до посинения. Тогда мне стало ясно, что спорить с ней сейчас бесполезно, но я все-таки попробовал еще раз объяснить, где она ошибается и спасти от дальнейшего разочарования, показав, что ее симпатии мешают ей адекватно воспринимать действительность.

Девушка ничего не сказала в ответ, но по лицу я догадался, что она обдумывает мои слова. Учитывая обстоятельства это было уже неплохо. Я решил не выяснять к какому выводу она пришла. Главное, я ее предупредил, а значит, выполнил свой дружеский долг. В конце концов, не маленькая уже, сама со временем разберется.

Три пары, которые сегодня стояли у нас по расписанию пролетели незаметно. После окончания второго мат. Анализа, я откинулся на стуле и принялся внимательно разглядывать Олю. Всю последнюю пару она искоса поглядывала на меня о чем-то напряженно размышляя. Уж не передумала ли она идти со мной в кафе? Если она посмеет так меня надуть, я тогда даже не знаю, что с ней сделаю! Девушка поежилась и, вздохнув, посмотрела прямо мне в глаза:

— Что? Что ты на меня так смотришь?

— Как «так»? — заинтересовался я.

— Так, как будто толком не можешь решить: то ли испепелить меня, то ли разложить на атомы…

Я улыбнулся — у Оли каким-то образом всегда получалось выдавать забавные, но точные сравнения моим мыслям. Вслух же я ответил:

— Да вот сижу и думаю: не надумала ли ты за это время отменить нашу встречу в кафе?

— С чего это ты так решил? — удивилась девушка вполне искренне — по-моему, это мне надо волноваться, что ты ее отменишь — ты же не хотел на мои вопросы отвечать и говорил, что я лезу не в свое дело… Так ты не передумал? — и она подозрительно заглянула мне в глаза.

— И в мыслях не было — я искренне улыбнулся в ответ. Настроение значительно улучшилось — Ну что, пойдем?

— Конечно. — Оля уже успела собрать свои вещи, и мы направились к гардеробу.

До нужного кафе, которое, кстати, называлось «Полет», было три остановки на метро и десять минут пешком. Всю дорогу мы молчали, каждый напряженно раздумывал о своем. Я время от времени присматривался к девушке: по-моему она чувствовала себя как-то неловко и старалась лишний раз не смотреть в мою сторону. Чего это она так волнуется? О семье своей не хочет рассказывать? Или такие вопросы мне придумала, что аж самой страшно задавать? К сожалению, ее настроение оказалось заразным: я тоже начал нервничать. Так что когда мы, наконец, пришли на место, молчание между нами было не дружелюбное как обычно, а скорее напряженное.

Метрдотель помог нам освободиться от верхней одежды и проводил к столику у окна. Официантка принесла меню. Оля молчала, словно воды в рот набрала. Тогда я решил немного разрядить обстановку:

— Может, закажем что-нибудь, а потом поговорим? Или ты предпочитаешь сразу узнать все, что тебя интересует, а уж потом расслабиться и перекусить?

На ольгином лице я заметил секундное колебание, но затем она твердо сказала:

— Лучше сначала закажем.

Мы синхронно открыли меню. Мне было интересно, что она выберет, поэтому я наблюдал за выражением ее лица, которое постепенно менялось от удивленного и растерянного до сосредоточенного. Наконец, она произнесла:

— Я буду салат «цезарь», жульен и мясо по-французски. А ты что выбрал? — посмотрела она на меня поверх меню.