Голоса неупокоенных душ

Купив билет и присоединившись к компании зевак, перед которой распинался гид, Алиса выяснила, что в 1938 году на этом самом месте был построен Акмолинский лагерь жён изменников родины11. В эти самые степи ссылали (в том числе по кляузе, ложному доносу) невиновных женщин вместе с их детьми. Их насильно депортировали, репрессировали сюда и вселили в бараки. Их заставляли работать очень много часов в день. Они высаживали тополя, малину, яблони. Их

насиловали и избивали. И продолжалось всё это изуверское безумие аж до 1953 года — к счастью для тех несчастных, смертным оказался даже Сталин. Тогда всех этих жертв реабилитировали. Их оправдали, но поезд, как говориться, уже ушёл. Судьбы сломаны, увы. Некоторые их потомки разъехались кто куда, но остались и те из них, кто живёт именно здесь. Многое замалчивалось, многое засекречено до сих пор. Село действительно стоит на костях — бывали случаи, когда находили скелеты с бирками на истлевшей одежде. Некоторым людям действительно мерещатся чьи-то голоса — где-то на крыше или в другом месте. Кто-то слышит чьи-то шаги (уверенный в том, что никого рядом нет), но глупо выдвигать гипотезу о некоем всеобщем помешательстве. Почему де-юре количество населения равняется одной цифре, а де-факто — совсем другой? Кто все эти мёртвые души? И для чего здесь стоит воинская часть ракетных войск, если это не стратегический пункт? Почему служители культа (неважно, чьего вероисповедания) беспомощно разводят руками? Почему на некоторых картах указываются все близлежащие сёла, а именно этого будто бы нет? Почему некоторых людей этот посёлок «не отпускает»? Они в буквальном смысле словно прикованы здесь, не могут выехать на постоянное место жительства даже в соседнее село, не говоря уже о загранице. Почему его никогда не показывают по телевидению? В одном селе массово засыпали люди

12, и это тут же осветили в СМИ; в других — то недостаток питьевой воды13, то вышла из строя котельная посреди зимы14, и это также (хоть и не сразу) становится известным общественности. Здесь же происходят вещи куда жёстче, но об этом все молчат. Кому-то (за молчание) — заплатили, кого-то (за не молчание) — убили. И всё это — лишь поверхность проклятого айсберга, потому что люди и только лишь люди ответственны за ртуть в реке Иртыш15, ядерный полигон в Семипалатинске16, практически полное высыхание Аральского моря

17, пропитанную тоннами гептила почву на космодроме Байконур18. Эти и подобные им бедствия — оптимальные условия для самопроизвольного раскрытия аномальных зон, в которых начинают происходить странные вещи; это врата в преисподнюю, это триумф паранормальных явлений. Планета стонет и плачет, когда третируют её недра и губят всё живое на поверхности; она отвечает человечеству тем же. Что же до конкретно этого посёлка (который является лишь одной из многочисленных аномалий Земли, каплей в необъятном море, иглой в стоге сена), то один из вариантов его названия переводится как «Белая могила»19; здесь всё пропитано мёртвой, негативной энергетикой, которая есть благодатная почва для взращивания корней зла и преумножения греха в геометрической прогрессии — поэтому вполне очевидно и неудивительно, что хорошим, правильным людям тут крайне неуютно, не комфортно (тогда как плохие мутируют в константе, плодя себе подобных, таким образом, замещая остатки здравомыслящего социума отродьем беспринципным, отродьем алчным и порочным).

Разумеется, не всё это являлось бредовым монологом гида — Алиса была далеко не дура, так как являлась скрытым визионером

20. Она всё прекрасно поняла. Девушка просто взяла и сложила по крупицам весь паззл. Теперь всё встало на свои места. Или ещё не всё? Может, пора уже остановиться? Тише едешь — дальше будешь; меньше знаешь — крепче спишь.

Всего этого Алисе показалось мало: она решила спуститься на лифте в нижний ярус. Там она с интересом наблюдала на макет тогдашнего, изначального вида села, скрытого под стеклом.

«Тут было большое озеро? Видимо, теперь оно осушено», — мелькало у Алисы в голове.21

Далее она с любопытством принялась изучать утюги тех времён — маленькие такие, чуть ли не с детскую ладонь. Телефон тех времён и мундир военного — наверное, какого-нибудь офицера или надсмотрщика, коменданта того лагеря боли, лагеря смерти. Какое-то огнестрельное оружие, чьи-то фамилии в алфавитном порядке…

Алисе стало дурно — настолько, что она имела желание подняться обратно — туда, вверх, на свежий воздух.

Она в лифте не одна — помимо гида и ещё нескольких человек Алиса лицезреет пред собою престарелую женщину, пристально глядящую на неё. Глаз плохой и злой; глаз чёрный, ведовской.