Библиотека

Константин Кедров

ГОЛОСА

Роман-пьеса

Часть вторая

Действующие лица

Александра Павловна.Кушай, Котик, борщ.

Котик.Не хочу.

Александра Павловна.Почему?

Котик.Он красный и невкусный.

Александра Павловна.Что ты, он же с конфетами.

Котик.С конфетами?

Александра Павловна.С конфетами.

Котик.Налей мне еще!

Я.Только лет десять спустя я понял, что меня обманули. А взрослые тоже врут!

Радио.

Нынче всякий труд почетен,

Где какой ни есть.

Человеку по работе

Воздается честь.

Пригляделась я, решила

И в колхоз пошла.

Брала лен, телят растила,

Птицу развела.

За телят, за эту птицу

Из родимых мест

Повезли меня в столицу

На колхозный съезд.

Там, в Москве, в Колонном зале,

Как в каком-то сне,

Самый главный орден дали

За работу мне.

Самый важный орден дали

За большой успех,

И свое спасибо Сталин

Мне сказал при всех.

Врач Валентина Дмитриевна.У вашего Котика детский ревматизм. Его надо подлечить хлористым кальцием. Лучше всего в больнице.

Я.В больнице меня ждал первый эротический шок. Девочка в розовой пижаме Аля Мочалова. Она била меня подушкой по голове, приговаривая стишок-дразнилку.

Аля.

Сенька Хлористый дурак.

Он умеет воображать

И себя показывать.

Я.Удары подушкой по голове были не так обидны, как эти стихи. "Сенькой хлористым" в больнице называли горький хлористый кальций, который, кривясь, пили с ложки, но потом оказалось, что в устах Али Мочаловой хлористый кальций был совсем не горьким, а сладким. А, может, горько-сладкий, как шоколад. Это выяснилось потом, когда нас выстроили в коридоре 1-ой мужской школы, и директор зачитал приказ.

Директор.Постановление Совета министров СССР об отмене раздельного обучения! Наша школа сливается с женской школой № 12.

Я.Никогда я не слышал такого оглушительного "ура!". Мы кричали ура до слез в глазах и боли в ушах.

Аля.Когда я увидела Сеньку Хлористого не в полосатой пижаме, а в новенькой школьной форме с блестящими пуговицами, толстым ремнем и пряжкой, то поняла сразу, с кем буду дружить. Во всем городе Костроме форма была только у Сеньки Хлористого.

Я.Аля Мочалова не в розовой больничной пижаме, а в белом фартучке и красном пионерском галстуке явно проигрывала в моих глазах. Не хватало закушенной губы и воинственно зажатой в руке подушки. Но зато на фартуке у нее был приколот латунный морской конек. И этот конек окончательно все решил, когда мы оба оказались на морском дне.

Учительница.Садитесь мальчики с девочками.

Я.Мальчики от смущения сели с мальчиками, а девочки с девочками. Но я схитрил. Выбрал отдельную парту, чтобы Аля оказалась рядом.

Аля.И я схитрила — выбрала отдельную парту, чтобы Сенька Хлористый сел со мной. Но он покраснел, как вареный рак, и зачем-то ушел в другой угол.

Я.Аля покраснела, как алый штапельный галстук, ушла в другой ряд за пустую парту. Мало того, к ней подсел здоровенный одноклассник, а я остался один.

Аля.Ну почему ты не согнал этого дурака?

Я.Ну почему ты не села тогда ко мне, да еще и стала беседовать с этим орясиной? С горя я вытащил из портфеля роман-газету с повестью "В горах Севана", где мне очень понравился один стишок:

О, Наргис, моя фея, ты в сердце моем,

Ты зажгла мое сердце священным огнем.

И теперь мое сердце, как факел, горит.

Потушил бы его, да любовь не велит.

Я быстренько переписал текст и метнул его самолетиком к парте Али. Такие самолетики летали по всему классу вперемешку с бумажными пульками из рогаток. Одни метали самолетики с любовными посланиями. Другие ревниво и подло стреляли в затылки. Класс был похож на военный аэродром, простреливаемый со всех сторон.

Аля.Я подняла записку и прочла:

О, Аля, моя фея, ты в сердце моем,

Ты зажгла мое сердце священным огнем...

Это ты сам написал?

Я.Сам.

Аля.Пойдем после уроков в кино на "Садко". Говорят, он цветной.

Я.Для меня это был первый цветной фильм. Мы, конечно же, угнездились в последнем ряду. А когда Садко сел верхом на морского конька, я глубоко вдохнул воздух, зажмурился и поцеловал Алю в алую душистую щеку. А конек светился у нее на фартуке в отсветах цветного экрана.

Аля.Я переписала песню про нас с тобой.

Я.Это была школьная стилизация тогдашнего любовного шлягера.

Дайте в руки мне гармонь,

Золотые планки.