Голова без женщины

Словно пытаешься заново расколдовать свое прошлое. Господи, ведь я вовсе не уверена, что картина все ещё здесь. Она могла сгнить или сгинуть, её мог случайно найти Симаков, перед тем как бежать. И кажется, что вся моя жизнь зависит от нее, как жизнь Кащея от иголки. А все-таки, в глубине души - верю, что найду портрет. Верю!

Вошел в комнату Алеша, чуть пьяный и грустный, налил в чужой стакан и на расстоянии чокнулся с ней.

"Вот мы и повидались. За встречу!" - сказал он и сразу выпил.

"Алеша, ну почему мне надо было столько страдать? - спросила Лида еле слышно. - Неужели нельзя было устроить все по-хорошему, мирно... Ну ладно, со мной ты мог поступить как угодно, но зачем же ты погубил себя? Я-то знаю почти наверняка - ты был гений!"

"Нет, - упрямо и нетрезво возразил Алеша, быстро наливая себе и выпивая. - Если бы я был гений, я не стал бы портить тебе жизнь. Гений всегда живет наоборот. Он никого не продает. Это его продают и губят. Я не стал бы заниматься подделками и контрабандой. Значит, я был совсем не гений. Или не совсем гений... Или мой гений кто-то погубил, что тоже может быть. Вспомни, я ведь так и не сошелся с тобой окончательно, а хотел. Знаешь, почему? Бизнес мой мне не позволял... Ох нет, мне надо выпить еще. Почему я не мог бросить жену окончательно? Объясню. Пожалуйста. Она трахалась с Надживой и одновременно продвигала мои картины на крови. Точнее, под кровью, хо-хо. Но, между прочим, без неё я никогда не увидел бы тех шедевров, которые побывали в моих руках. Ты себе просто не представляешь, что я видел на расстоянии вытянутой руки! Не говоря уже о тех, которые трогал, ласкал... Это же вещи типа Гольбейна, Ван Эйка, малых фламандских мастеров семнадцатого, восемнадцатого веков... А ведь их практически никто не видел с сорок пятого года, когда картины были убраны в спецхран НКВД, или как там называлось это заведение. Их мало кто увидит и в будущем. Из-за этого я и умер".

"Алеша, разве какие-то картины стоят целой жизни?" - грустно спросила она. Хотя только что сама связывала собственную жизнь с судьбой одного-единственного портрета.

"Причем тут картины? Дело же не только в них. Я пытался срубить большие деньги. Было забавно и очень необычно. И потом, мне уже стукнуло тогда тридцать пять. Это, в общем-то, возраст".

Лида заплакала: "Какая разница, если тебя из-за этого убили, Алеша!"

"Умирать - дело приятное и великое. Помнишь, все НАСТОЯЩИЕ МОИ картины показывали смерть".

"Тогда почему ты не забрал меня с собой? Как ты мог уйти, оставив меня в таком виде!? Несчастной калекой!"

"А разве ты не очень счастлива сейчас?" - спросил Алеша, смутно улыбаясь. Его великолепная прядка свалилась на крутой потный лоб. Огромные светло-карие глаза смотрели на неё прямо и без стеснения. Без гнева и пристрастия.

"Счастлива?!" - Лида чуть не задохнулась от... от чего? От догадки.

Да, невозможно быть счастливой целиком и сразу. Но если однажды счастья было очень сильно недодано, то потом можно получить добавку.

Теперь её маленькое счастье - это Игорь. Он совсем не дурак, а обычный, простой человек. Не гений, но и кровью чужие шедевры марать не станет.

"Да, ты умница, ты все поняла правильно! - кивнул Алеша и добавил, снова наливая себе: - Это по последней, мне на посошок... Ты обязательно будешь счастлива. Ведь если говорить по честному, тебе никогда не нужен был гений, нет. Зачем, господи ты Боже мой? Тебе нужен был просто любящий мужчина. Обычный, и даже более того. И теперь он с тобой, надеюсь, навсегда. И ты обязательно поднимешься, попомни мое слово! Будь здорова!"

Алеша выпил и медленно исчез. Но Лиде не стало тяжело на сердце. По лестнице спускался Игорь, осторожно держа на вытянутой руке картину в потемневшей деревянной рамке.

- Ты тут в тряпке была укутана, я тряпку снял, - пояснил Игорь. К портрету он относился очень хлопотливо, поскольку совершенно отождествлял его с Лидой.

Фаина появилась следом за ним, они поставили портрет на табурет напротив Лиды и некоторое время молча рассматривали.

С картины глядело прекрасное, мудрое, немолодое женское лицо. Это была Лида сейчас, в свои сорок лет. И ничего, кроме головы, и ещё немножко шеи. Вокруг - бледные пастельные разводы, в которых при желании можно было угадать контуры типично московского пейзажа.

- Он назвал этот портрет "Голова без женщины", - улыбнулась Лида. Он всегда считал меня слишком умной для этой жизни. Наверно, поэтому я выгляжу на портрете старше своих лет.

Игоря это по-мужски задело, и он рявкнул обиженно:

- Да нормально ты выглядишь!

- Горяша, ей ведь тогда было только тридцать лет, и вообще, дипломатическим шепотом объяснила Фаина на ухо брату.

- А-а, ну тогда ладно, - кивнул Игорь, хотя явно ничего толком не понял.

- Нет, просто Алексей угадал, какой я буду сейчас, - сказала Лида и чуть было не добавила: "Он здесь только что был, повидал меня и вернулся назад на восемь лет, писать этот портрет".

- Все-таки он был гениальный художник, не то что Сашка, - заметила Фаина, пытаясь дополнительно уесть гада Симакова хотя бы заочно, вдогонку.