Голова путешественника

– У тебя на уме одни только пары, старик, – отозвался Пол и помахал в воздухе трубкой. – Почему бы им всем вместе не собраться и не сделать это сообща? Ведь Освальд угрожал им всем – в разной степени, но всем, разве не так?

Найджел кивнул.

– Так в чем же дело? Вся команда решила осуществить операцию «Освальд» – и, надо сказать, неплохо справилась с задачей… Точнее, справилась бы, если бы Финни не занесло в маслодельню в самый неподходящий момент.

– Нет, Пол, нет. Давай не будем фантазировать больше, чем нужно. Убийства кучей не совершают. Другие преступления – да. Но не убийства.

– Да, наверное, ты прав, – согласился Пол, глядя куда-то вдаль. – Ведь, несомненно, всякое убийство безрассудно. Ты помнишь, Роберт говорил о точке взрыва – ну, тогда, когда мы у них пили чай? Конечно, человек может долго планировать убийство, вынашивать и продумывать каждую деталь, заранее готовить себе алиби и так далее, а может совершить непреднамеренное преступление – скажем, в момент помутнения сознания. Но в известном смысле это одно и то же. Различия между предумышленным и спонтанным убийством просто не может быть, потому что не существует такого понятия, как хладнокровное убийство. Все дело в точке взрыва. Человек, который планирует убийство загодя, никогда по-настоящему не собирается его осуществить. По большей части он не идет дальше фантазий – я думаю, каждый день в воображении людей совершаются тысячи убийств. В реальности же только в отдельных случаях накал страстей достигает точки взрыва, и человек делает шаг от фантазии к реальности. Я хочу сказать, что такой убийца отвечает за свои действия не больше, чем если бы он в припадке слепой ярости ударил совершенно незнакомого человека.

– Не могу с тобой согласиться, но все это чрезвычайно интересно.

– Вот почему я говорю, что убийство всегда безрассудно. Или скажем так: всякое убийство – это акт безумия, наступающего постепенно или мгновенно, не имеет значения. Убийца больше не владеет собой; внутри него сидит другой человек, который принуждает его совершать насилие над самим собой не в меньшей степени, чем над жертвой. Ну а по прошествии времени… знаешь, я могу представить себе, что, убив человека, я через год совершенно искренне не верил бы, что пережил это не во сне, а в реальности. Как только затянется рана, нанесенная самому себе собственным актом насилия, – а природа в таких случаях действует быстро, – я буду жить и заниматься своими делами точно так же, как любой другой гражданин.

Найджел шел по дороге в Ферри-Лейси, и слова Пола Уиллингхэма не выходили у него из головы. Он поужинал на ферме и договорился, что Пол пригласит Ванессу Ситон погостить у него, если дела в Плаш-Мидоу пойдут совсем плохо, – а Найджел этого сильно опасался. Вспоминая разговор с Полом, Найджел отметил про себя, что тот нес много околесицы, но, сам того не подозревая, в одном отношении попал в самую точку.

Предумышленное или нет? Предположим, что убийство Освальда Ситона было предумышленным. Что из этого следует?

Первое: убийца должен был знать, что Освальд жив и вернулся в Англию. Второе: если убийца знал о том, что произошло между Освальдом и Марой, он мог быть уверен, что Освальд постарается скрыть свое появление в этих местах из простого чувства самосохранения. В Плаш-Мидоу о преступлении Освальда не знали только Финни Блэк, Ванесса и, может быть, Лайонел. Ванессу можно сразу исключить, Финни слишком неполноценен умственно, чтобы спланировать убийство, у Лайонела нет мотива – если только он не разузнал про Освальда и Мару. Третье: убийца, если ему была известна эта тайна, имел, так сказать, идеальную жертву – человека, который уже десять лет числится в покойниках, который сам боится раскрыть свое инкогнито. Но зачем, – эта мысль как гвоздь засела у него в мозгу, – зачем было убивать его в Плаш-Мидоу, в единственном месте в мире, где «неопознанный труп» может ассоциироваться с Освальдом Ситоном, исчезнувшим десять лет назад? Из этого с неумолимой логичностью следовало, что именно потому, что Освальд был убит в Плаш-Мидоу, убийство не могло быть предумышленным.

И сразу же вся сложная и непонятная мозаика этого дела представилась Найджелу в ином свете. Запланированное убийство представлялось ему теперь немыслимым, если только убийцей не руководило чувство мести или опасение за собственную судьбу. А это значит, что Освальд мог погибнуть, скажем, в результате неожиданной ссоры, или несчастного случая, или даже, – почему-то подумал Найджел, – простого испуга, шока, вызванного неожиданной встречей в такую мрачную ночь, полную грозовых раскатов, – встречей с человеком, которого убийца имел все основания принять за привидение…