Читаем Голубая акула полностью

Но чаще всего Муся развлекает меня рассказами о своей школе. Это в высшей степени жалкое заведение, куда, по словам девочки, «мама посылает меня, чтобы я поменьше гоняла собак». Однако похоже, что чем хуже школа, тем усерднее преподаватели вымогают у родителей плату за обучение их чад. В эти дни Муся была озабочена вопросом, что подарить учительнице ко дню рождения. Учительница без околичностей объявила, что ждет подарка.

— А мама ни в какую, — рассудительно объясняла Муся, слоняясь по комнате. — Она говорит: «Я и так отдаю ей три фунта жиров и полпуда муки в месяц. Учительница она такая же, как я балерина. И еще требует подарков! А ведь даже горничная, если она уважает себя, никогда не напомнит хозяевам о дне своего рождения». Так она сказала, и я понимаю, что она права. Но если Клавдия Ивановна не получит подарка, она будет сживать меня со свету. Конечно, я ее не боюсь, еще чего! Но ведь скучно!

— Тебе тоже кажется, что Клавдия Ивановна не умеет преподавать? Ты уверена, что можешь об этом судить? — придрался я, обуянный демоном назидательности.

Муся удивилась:

— Конечно, уверена. Ну посудите сами. Она, например, говорит, что у мамонта бивни были такими толстыми, как ствол большого дерева. Может ли такое быть? А недавно она сказала, что Петра Первого называли Великим потому, что он имел целых три сажени роста. Шурка Гинзбург ее очень вежливо поправил: «Наверное, три аршина?» Так эта старая утка сдвинула брови и ужасно строго отчеканила: «Три сажени!» Значит, он был ростом с дом, потому и Великий? Шурка Гинзбург ничего ей не ответил. Но видели бы вы, как он на нее посмотрел!

Непреклонный взор покатиловской атаманши на мгновение затуманился, и я угадал тайную, должно быть, неразделенную склонность ее сердца. Ах, Шурка Гинзбург, надменный красавец с иронической складкой в углах твердых губ и бархатными презрительными глазами! Ты, верно, влюблен в какую-нибудь чинную куколку. Что ты понимаешь, глупый мальчишка?

— Придумала! — вскричала Муся, прерывая мои элегические размышления.

И унеслась прочь. Это было утром, а уже к вечеру все объяснилось. Вместе с двумя здешними подростками, питомцами того же достославного учебного заведения, Муся изловила петуха, принадлежавшего некоему Пафнутьеву. Свернув ему шею, находчивые дети преподнесли свой трофей любимой наставнице. Если верить Мусе, последняя была так растрогана, что даже прослезилась.

— Но какая глупость! — Девочка сердито покрутила головой. — Другие ладно, а мне-то как в голову не пришло, что петуха надо ощипать! Он еще пестрый такой был, приметный… Так нет же, поленились! А Степка Пафнутьев в нашу же школу ходит. Он как увидел петуха на столе у Клавдии Ивановны, так сразу его и узнал…

— Боже мой, так ты попалась?

Муся хихикнула:

— Это Клавдия Ивановна попалась. С перепугу ее аж заколодило. Она вся покраснела, как рак, и быстро-быстро залопотала, что наше желание порадовать ее само по себе похвально, но такие средства недопустимы, конечно, она понимает, намерения у нас были хорошие, однако чужой петух всегда остается чужим петухом, и даже самые искренние наши чувства не могут оправдать… Ох, я думала, она никогда не кончит!

— Петуха пришлось возвратить?

— Ага. Хуже всего, что Степка понял, кто это затеял. Полез ко мне объясняться. Если бы дошло до драки, мне бы не поздоровилось. Он такой бугай! Хорошо, что я не растерялась. Я ему улыбнулась как можно небрежнее и говорю: «Зачем поднимать шум из-за мелочей? Петух — не лошадь». А вся Покатиловка знает, что Пафнутьевы конокрады, и папаша Степкин, и оба дядьки. Он тут же отстал, как про лошадь услышал. И потом, кур у Пафнутьевых — пропасть. Вы только не говорите никому, но мы их часто на костре печем. Теперь же Витька-пастушонок уехал, ребятам приходится самим коз пасти. Мы пасем по очереди, все больше на пустыре у опушки. Там хорошая трава, козам нравится. Ну, и куры пафнутьевские там же ходят. Жирные! — И Муся плотоядно облизнулась.

Конечно, я слаб, а Мусино очарование могущественно. Но, собравшись с силами, я все же… ну, не ринулся, где уж нам, скорее потащился в атаку:

— Марина, послушай. Не обижайся, пожалуйста, но я просто обязан тебе это сказать. Ты уже большая. Ты умная, мыслящая девочка. У тебя интеллигентная мама. И сама ты вовсе не бездомная бродяжка, слава Богу, не голодаешь. К лицу ли тебе воровать соседских кур и лазать по чужим садам?

Глаза у Муськи загорелись. Гневный румянец красиво проступил сквозь загар. Право, на это стоило посмотреть. Выпрямившись во весь свой небольшой рост, девочка устремила на меня взгляд, говоривший, что только моя немощь мешает ей тотчас вызвать меня на поединок:

— Вы что же, считаете меня воровкой?

— Но, Муся… нет, конечно… — Я трусливо пошел на попятный. Однако она не успокоилась:

— Нет, видно, придется вам объяснить. Я-то думала, вы сами все понимаете, а вы…

Муся прошлась по комнате большими шагами, негодующе сопя. Разочарование и обида душили ее. Но, созданная для побед, она быстро справилась со своим смятением. Присев на скамеечку у изножия моего дивана, она терпеливо начала:

Перейти на страницу:

Все книги серии Открытая книга

Похожие книги

Адриан Моул и оружие массового поражения
Адриан Моул и оружие массового поражения

Адриан Моул возвращается! Фаны знаменитого недотепы по всему миру ликуют – Сью Таунсенд решилась-таки написать еще одну книгу "Дневников Адриана Моула".Адриану уже 34, он вполне взрослый и солидный человек, отец двух детей и владелец пентхауса в модном районе на берегу канала. Но жизнь его по-прежнему полна невыносимых мук. Новенький пентхаус не радует, поскольку в карманах Адриана зияет огромная брешь, пробитая кредитом. За дверью квартиры подкарауливает семейство лебедей с явным намерением откусить Адриану руку. А по городу рыскает кошмарное создание по имени Маргаритка с одной-единственной целью – надеть на палец Адриана обручальное кольцо. Не радует Адриана и общественная жизнь. Его кумир Тони Блэр на пару с приятелем Бушем развязал войну в Ираке, а Адриан так хотел понежиться на ласковом ближневосточном солнышке. Адриан и в новой книге – все тот же романтик, тоскующий по лучшему, совершенному миру, а Сью Таунсенд остается самым душевным и ироничным писателем в современной английской литературе. Можно с абсолютной уверенностью говорить, что Адриан Моул – самый успешный комический герой последней четверти века, и что самое поразительное – свой пьедестал он не собирается никому уступать.

Сьюзан Таунсенд , Сью Таунсенд

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее / Современная проза
Рыбья кровь
Рыбья кровь

VIII век. Верховья Дона, глухая деревня в непроходимых лесах. Юный Дарник по прозвищу Рыбья Кровь больше всего на свете хочет путешествовать. В те времена такое могли себе позволить только купцы и воины.Покинув родную землянку, Дарник отправляется в большую жизнь. По пути вокруг него собирается целая ватага таких же предприимчивых, мечтающих о воинской славе парней. Закаляясь в схватках с многочисленными противниками, где доблестью, а где хитростью покоряя города и племена, она превращается в небольшое войско, а Дарник – в настоящего воеводу, не знающего поражений и мечтающего о собственном княжестве…

Борис Сенега , Евгений Иванович Таганов , Евгений Рубаев , Евгений Таганов , Франсуаза Саган

Фантастика / Проза / Современная русская и зарубежная проза / Альтернативная история / Попаданцы / Современная проза
Судьба. Книга 1
Судьба. Книга 1

Роман «Судьба» Хидыра Дерьяева — популярнейшее произведение туркменской советской литературы. Писатель замыслил широкое эпическое полотно из жизни своего народа, которое должно вобрать в себя множество эпизодов, событий, людских судеб, сложных, трагических, противоречивых, и показать путь трудящихся в революцию. Предлагаемая вниманию читателей книга — лишь зачин, начало будущей эпопеи, но тем не менее это цельное и законченное произведение. Это — первая встреча автора с русским читателем, хотя и Хидыр Дерьяев — старейший туркменский писатель, а книга его — первый роман в туркменской реалистической прозе. «Судьба» — взволнованный рассказ о давних событиях, о дореволюционном ауле, о людях, населяющих его, разных, не похожих друг на друга. Рассказы о судьбах героев романа вырастают в сложное, многоплановое повествование о судьбе целого народа.

Хидыр Дерьяев

Проза / Роман, повесть / Советская классическая проза / Роман