Голубая лагуна [сборник]

Осматривая пироги, Дик убедился, что они построены совершенно так же, как пирога Катафы. Старая разбитая пирога врезалась в его память со всеми своими подробностями; ничто не отличало ее от лежавшей теперь перед ним, кроме размера и количества весел, необходимых для гребли на ней. Юноша осмотрел сломанную мачту и единственный парус, не сорванный ветром с пироги. Парус был совершенно таким же, как парус Катафы.

Затем, когда он отвернулся от пироги, взгляд его остановился на чем-то, выброшенном волнами на песок. Он нагнулся и поднял свою находку. Это был Нан — голова Нана, которую ветер сбросил в лагуну, а лагуна возвратила пескам. Нан был в ужасном, растерзанном и избитом виде, но все же Нан… Дик положил голову божества на кучу горячего песка и пошел искать шест, на котором она была укреплена.

Вскоре он нашел и его и снова водрузил Нана на южном мысе острова.

Затем Дик вдруг побежал под деревьями по берегу лагуны. Пироги, паруса, мертвые враги, даже сам Нан, — все было позабыто, — Дик вспомнил, что сегодня еще ничего не ел и вдруг почувствовал сильный голод.

В доме имелась готовая пища: сохраненный им краб, немного печеной рыбы и таро, а ближайший путь к дому лежал вдоль берега лагуны. Добежав до дома, Дик вытащил провизию из тайника, в котором запрятал ее, чтобы предохранить от крабов-разбойников, и с жадностью стал уничтожать ее.

Катафа, наверное, была не менее голодна, чем он, но голод заставил его позабыть об этом, хотя он и не думал о ней все время, пока ел.

Наконец, он вернулся к ней, карабкаясь по горному склону с завернутыми в большой лист остатками провизии. Катафа лежала под прикрытием скалы, погруженная в глубокий сон. Положив лист на землю, Дик сел возле нее.

* * *

Спокойная жизнь двух юных счастливых существ снова потекла на Острове Пальм.

Иногда по вечерам, когда они сидели под звездным небом, Катафа рассказывала Дику о своем родном острове. Казалось, будто говорит сам остров Таори и рассказывает о себе. Она рассказывала ему о Нанауа и о вожде Ута-Мату, таком старом, что кожа его начинала шелушиться и от нее отпадала белая чешуя. Она рассказывала Дику, что на Таори нет ничего, кроме рифа…

Дик на это смеялся коротким резким смехом. Как это на острове нет лесов, — он не мог себе этого представить.

Но Катафа уверяла его, что на ее острове не было ничего, кроме рифа, настолько большого, что взгляд человеческий не мог окинуть его. С одной стороны расстилалась лагуна — спокойная вода, с другой — море. Если бы кто-нибудь пожелал обойти остров пешком, пришлось бы идти несколько дней, прежде чем вернуться обратно к проливу. По меньшей мере два дня потребовалось бы на подобное путешествие и пришлось бы ночевать под звездным небом, без кровли над головой. Лагуна была так широка, что заключала в себе все звезды, даже Великий Дым (Млечный Путь), и луна, путешествуя всю ночь, не могла перерезать ее.

Затем, голосом более отдаленным и точно сообщая секрет, девушка говорила, что на Таори нет никаких деревьев, кроме пальм.

Во всех этих разговорах не было ни слова о самой Катафе или о заклятии, наложенном на нее колдуньей Джуан (Катафа и сама едва знала значение этого заклятия), или почему в течение многих лет она прожила на свете среди людей, точно тень среди теней, или каким образом она была пробуждена от него Диком. Однако в глубине ее сердца загорелся огонек, озаривший что-то смутное и чудовищное, называвшееся колдуньей Джуан.

Катафа никогда не указывала Дику, где лежал ее остров, только намекая, что где-то есть место, откуда она прибыла, и где не было ничего, кроме моря, рифа и лагуны. Этот рассказ запечатлелся в памяти юноши и соединился со смутными воспоминаниями о рассказах Кернея, говорившего, что где-то на юге лежит остров, откуда прибыла девушка.

Как-то раз Керней даже показал ему пятно на южном горизонте, сказав, что там лежит другой остров, и что девушка, по всей вероятности, приплыла оттуда, но этот разговор почти изгладился из памяти Дика.

Однажды утром, приблизительно с месяц после высадки туземцев Таори, Дик, закончив парус для шлюпки, стоял у своего маленького суденышка. Катафа сидела в шлюпке, готовая отчалить, но вместо того чтобы присоединиться к ней, он сделал ей знак выйти на берег и, сказав: «Пойдем!» — направился к деревьям. Она последовала за ним через лес, на вершину горы. Там он стал на самый южный конец большой скалы и указал к югу через озаренное утренними лучами море. Она посмотрела, но ничего не увидела.

— Я ничего не вижу, Дик, кроме воды и ветра на воде и морских птиц на ветру… Ах! Вот там?.. — Глаза ее уловили пятно.

— Таори! — заявил Дик.

Девушка стояла с развевавшимися по ветру волосами, не отрывая глаз от светлого пятна, которое стало расти и расширяться в ее воображении, пока песня рифа не зазвучала у нее в ушах и она не ощутила свободы бесконечного простора моря и неба. Все, о чем она тосковала, лежало там, а все, что она любила, стояло возле нее.

— Как я хочу снова видеть Таори! — вырвалось у девушки.