Голубая лагуна [сборник]

Здесь, в самых дебрях безнадежной чащи, как позабытая причуда какого-нибудь древнего божества, скрываются Пруды Безмолвия Матабайо с окружающей их местностью, похожей на живописный парк. Подобно прекрасной арии в трагической и мрачной опере, подобно минутному раскаянию той силы, что создала безнадежный лес, они таятся в тени больших нзамбий, пруды тенистой тихой воды, отражающей ветви деревьев и гигантских пырей, и веерообразные перья папоротников.

Все было безмолвно и неподвижно, как в стереоскопе: высокие пальмы с изумрудными побегами; желтые раструбчатые цветы нзамбий; перья папоротников в зеркале воды — все и вся вносило свою лепту в совершенство законченной картины.

В древние времена, давным-давно, прежде чем страной завладели эксплуататоры и превратили лес в место добычи каучука, длинные зеленые стебли пырея иногда раздвигались, и показывалась прелестная головка антилопы; затем она приближала губы к губам смотревшей на нее из воды антилопы и принималась пить, разбивая свое отражение в тысячекратную зыбь. Олени стадами приходили с юга, из слоновой страны на водопой, забегала и крошка дик-дик, самая маленькая из антилоп. Но все это миновало. По инициативе правительства, пожирающего каучук и антилопу, слоновую кость и пальмовое масло, маниоко и камедь, стада разредились и исчезли, изгнанные ружьем и капканом. Надо кормить «солдата». И всякий зверь лесной, даже смиренная дикая свинья, хорошо это знает.

Прошло всего четыре года с тех пор, как Берселиус охотился в этих местах, и даже за этот краткий срок количество дичи невероятно уменьшилось. Но он не вправе был жаловаться. Он сам состоял акционером общества и двадцати зависящих от него предприятий.

У самой опушки леса, где алели цветы моины пышными гроздьями, находилась деревня, с жителями которой ныне предстояли переговоры. Она состояла из двадцати пяти или более низких хижин из плетня и глины, покрытых листом и травой. Не было видно никого, кроме старухи, совершенно нагой, если не считать тряпки вокруг бедер. Она стояла на четвереньках и молола что-то между двумя камнями; когда же шествие приблизилось, оглянулась на него через плечо с ужимкой испуганной кошки.

Старуха прокричала что-то дрожащим голосом. Из хижин вышли шесть человек, таких же голых, как она сама; они с минуту уставились на белых, затем, словно движимые одним общим инстинктом, как вспугнутые кролики, метнулись к лесу.

Но Меус предвидел это и заранее отделил семерых из «солдат», которые прокрались в чащу и засели там, в тылу у жилья.

Поднялся большой гвалт, и почти немедленно появились «солдаты», подталкивая перед собой туземцев прикладами.

Они не причиняли им боли, а только продвигали их, куда следует, ибо это пока еще не была карательная экспедиция, а всего лишь отеческое посещение, имевшее целью внушить туземцам зловредность лени и непослушания, и убедить их снестись с виновными и уговорить их снова стать на работу.

Адамс едва мог удержаться от смеха при виде этих черномазых рож, искаженных гримасами страха, но еще комичнее были их телодвижения, когда они выступали, как провинившиеся дети, стараясь оградиться руками от толкающих их сзади прикладов.

Берселиус между тем распорядился поставить палатки, ибо опушка леса, несмотря на тень деревьев, кишела тучами мелких черных комаров, укус которых не уступит укусу москитов.

Меус обратился к туземцам на собственном их наречии, убеждая их не бояться, и после того как палатки были готовы, он, Берселиус и Адамс уселись в тени самой большой, лицом к лицу с семью туземцами, выстроенными в ряд, с одиннадцатью «солдатами» в красных фесках позади.

Эти туземцы, с «солдатами» на заднем плане и Меусом на переднем, представляли собой всю систему администрации Конго в двух словах — словах, подчеркнутых красными фесками.

Эти семеро малорослых, забитых, перетрусивших существ, с вытаращенными глазами и следами цепей на шее, являлись представителями всех мирных и кротких племен Конго, тех людей, которые тысячи лет жили смиренной жизнью, занимаясь земледелием и по-своему служа цивилизации, насколько позволяли их слабые силы в дикой стране. В буквальном смысле, они представляли соль этой темной земли. Правда, скудная соль, но это было то лучшее, чего они могли достигнуть.

С другой стороны, красноголовые дьяволы, тыкавшие их прикладами для соблюдения порядка, являлись представителями воинственных племен, тысячи лет воевавших между собой и превративших всю страну в сплошной ад. Людоеды, в большинстве случаев, все без исключения жестокие, все до единого не знающие жалости.

Меус представлял собой того белого человека, который, снедаемый черным любостяжанием, вооружил, обучил и купил хорошим жалованьем все воинственные племена государства Конго и поставил их надсмотрщиками над мирными.

В довершение, Берселиус и Адамс олицетворяли европейские нации, присутствующие в качестве свидетелей, — первый из них с полным пониманием происходившего, второй — едва разбираясь в трагедии, разыгрывавшейся у него на глазах.