Голубая лагуна [сборник]

Что за картина! Безграничное море белоснежного тумана под зыбью моря света, спирали тумана в дуновении утреннего ветерка, высокие макушки пальм, встающие из дымки, сверкая потоками росы, стаи разноцветных птиц, снег и свет и зелень девственной растительности, и надо всем — обновленный и прекрасный, тихий лазурный небосклон.

То была песнь, материализованная в красках и формах, песнь первобытных лесов, когда они выступают из хаоса тумана, огромные, победоносные и ликующие, навстречу долгожданной заре и приветствуют ее великолепием пальм, шелестом золотых нзамбий, вздохами истекающих росой молочайников, широколиственных смоковниц и многих других растений, уловивших лесной мрак в сеть своих листьев.

— Я проснулся, о, вечный свет! Я проснулся! Смотри на меня! Я твой!

Так пел лес солнцу под трубный глас ветра. В песне его слышались голоса сотен миллионов растений — акаций и пальм, мбин и тополей, терновников и мимоз. В тени и на припеке, кутаясь в тумане и пылая на солнце, в долине и на холмах все пели одну и ту же песню, склоняясь под нежными и глубокими порывами ветра.

У лесной опушки Берселиус и Адамс распростились с Меусом. Ни в Берселиусе, ни в Меусе ничто не выдавало событий вчерашнего дня. Они «проспались». Что же касается Адамса, он знал только то, что туземцы понесли наказание, заключавшееся в разрушении их жилищ.

Путь лежал на юг. Они следовали теперь тем лесным перешейком, который объединяет два леса в огромный лес М’Бонга. В этом смешанном лесу деревья отличаются от растительности главных лесов. Здесь вы увидите огромные акации, хлебные деревья, баобабы; меньше мрака и меньше вьющихся растений.

Берселиус обычно брал с собой в экспедицию таксидермиста, но в данном случае целью была исключительно охота для охоты. Если удастся заполучить слоновые клыки, решено было их взять с собой, но не затруднять себя шкурами, разве только попадется какая-нибудь редкостная порода.

XVII. В ПОТОКАХ СОЛНЦА

После двух дней пути они вышли из леса на холмистую, залитую солнцем безмолвную равнину — прекрасную пустыню, где высокая трава волновалась в дыхании ветра, и холмы, и долины, и группы мимоз уводили глаз все дальше и дальше в бесконечность.

Если остановиться и прислушаться, ничего не было слышно вокруг, кроме шелеста ветра в траве.

Поистине эта страна лежит на краю света, как гинтерланд девственных лесов. Если продвинуться к востоку, можно увидеть вершину Килиманджаро, царя африканских гор, царящего над обширной территорией, носящей его имя, и раскинувшейся от озера Эйязи до гор Парс. Охотники этой страны, некогда родины слонов, разредили их стада и вынудили их вести скитальческую жизнь. Лет сто и даже пятьдесят назад слоны совершенно не боялись человека, но горький опыт изменил их привычки, и в наше время их можно застать лишь в самых неприступных дебрях. В тех случаях, когда они держатся в более обитаемых местах, они выходят из-под прикрытия только по ночам. Можно жить годами в слоновом участке и не увидеть ни единого слона. Гонимые голодом и страхом перед человеком, большие стада совершают чудесные и таинственные путешествия, исходя сотни и сотни миль. Никогда не ложась, высыпаясь на ногах, вечно настороже, с плохим зрением, но острым чутьем, они проходят всюду, где имеются деревья, и пасутся на ходу, обдирая листья с ветвей. В сезон дождей, когда почва мягкая, вспугнутое или голодное стадо передвигается с быстротой и безмолвием облачной тени; но в засуху топот его по твердой земле раздается по окрестностям, как барабанная дробь.

— Слоны, — заметил Берселиус, указывая на пучки сухих стеблей на земле. — Это пучки конопли: слоны жуют их и выплевывают. Эти давно уже здесь лежат. А вот опять их следы.

На одиноко растущем дереве половина коры была сорвана клыком какого-то старого слона, а метра на четыре выше виднелся след огромных плеч, которые терлись о ствол.

Во время пути Берселиус разговаривал с Адамсом все тем же холодным тоном, который делал сближение с ним невозможным. Он рассказал ему в кратких живописных выражениях, и не без сочувствия, чудесную историю кочующих стад, для которых и расстояние, и горы, и непролазная чаща — ничто. Поэму о сынах мамонта, попиравших землю рядом с мастодонтом, обдиравших деревья в приюте лесного человека, скитавшихся под солнцем и звездами миллионы лет, видавших, как менялось течение рек и горы вырастали на месте прежних долин, и все же сохранившихся и доныне, хоть и немногочисленными и рассеянными, но все еще полными жизни.

В полдень раскинули палатки и сделали двухчасовой привал.

В то время как готовили обед, Адамс пошел, куда глаза глядят, пока место стоянки не скрылось за грядой холмов; тогда он остановился и осмотрелся по сторонам.

Здесь, в одиночестве, он впервые почувствовал дух этих мест. Солнце, ветер и небо; большие пятна кивающей травы, кое-где перерезанные руслами высохших потоков, усеянные здесь мимозами и терном, там — колючим серо-зеленым кактусом. Эта гигантская страна, бесконечная, солнечная и безмолвная, говорила с ним теперь новым языком.