Голубая Луна

— Он поймал две пули в грудь, когда люди начали стрелять в демона. Федералы знали, кем был Линус, поэтому пользовались серебряными пулями.

— О, Боже, — я схватила Джейсона за руку. — Веди.

С обеих сторон от него были врачи. Опять повязки, кроме того, они установили освещение. В белом свете кожа Натаниеля касалась бледной как воск. Его росой покрывал пот. Когда я опустилась рядом с ним на колени и постаралась пробраться между врачами, его светлые глаза меня не увидели.

Я позволила медикам меня оттеснить, уселась в траву и слушала, как Натаниель пытается дышать сквозь две дыры в груди. Его подстрелили не плохие парни. Он попал под перекрестный огонь хороших. Дурацкий несчастный случай. Он умирал только потому, что в неправильное время стоял в неправильном месте. Но я не дам его забрать какому-то случаю. Не потеряю еще одного близкого человека из-за плохого момента.

Я оглянулась на Джейсона.

— Марианна здесь?

— Я посмотрю, — и он нырнул в царящий на поляне хаос.

Спина Натаниеля выгнулась вверх. Воздух выходил с режущим слух звуком. Он лежал на спине, пугающе неподвижный. Один из врачей покачал головой и поднялся. Собрав оборудование, он пошел помогать другим.

Я ползком подобралась на его место около Натаниеля, и посмотрела на оставшегося врача. Это была женщина, со светлыми волосами, забранными в хвост.

— Вы можете что-нибудь сделать?

Она посмотрела на меня.

— Вы друг?

Я кивнула.

— Близкий?

Я кивнула снова.

— Мне очень жаль, — сказала она тихо.

Я решительно мотнула головой.

— Нет, я не дам ему умереть.

Я не была злом. Что бы я ни натворила в жизни, но моя вера все еще были чиста. Когда я произносила слова, они были такими же настоящими, как тогда, когда я много лет назад вспоминала их на рождественском представлении. И эти слова все еще трогали меня. Я никогда не сомневалась в Боге. Я сомневалась в себе. Но может быть, Бог был намного более милосердным, чем я это допускала? Появились Джейсон с Марианной.

Схватив ее за руку, я торопливо попросила:

— Помоги мне вызвать мунин.

Она не стала спорить и опустилась рядом со мной на колени.

— Вспомни ощущение его тела. Вспомни его улыбку. Запах его волос и кожи.

Я кивнула.

— Он пахнет ванилью и мехом.

Я стояла рядом с Натаниелем на коленях, касаясь его кожи, которая уже начала холодеть. Он умирал. Меньше всего я сейчас чувствовала влечение. Мне было грустно и страшно. Склонив голову, я начала молиться. Я молилась, чтобы открыться Райне. Молилась, чтобы открыть глаза, посмотреть на Натаниеля и почувствовать вожделение. Это была самая дикая вещь, о которой я когда-либо молилась, но стоило хотя бы попробовать. Я ощутила ту меру спокойствия, которое находило на меня иногда во время молитвы. Это не значит, что ты получишь то, о чем просишь, но это действительно означает, что кто-то слушает и слышит.

Медленно открыв глаза, я посмотрела на Натаниеля. На длинных огненных волосах лежали листья. Я смахнула их на землю. Подняв его волосы, я зарылась в них лицом. Они все еще пахли ванилью. Я потерлась щекой о его лицо, провела носом по линии за его ухо, погрузилась в шелк его волос. Не отнимая лица, я положила руку на его раны. Стоило мне коснуться его, как он издал тихий звук от боли. Не знаю, в чем было дело — в звуке его голоса, знакомом запахе тела или молитве, но Райна, как огонь, охватила мое тело. Меня захватил мунин, и я открылась ему навстречу, без страха, без борьбы. Я приняла его, и из моих губ вырвался ее смех. Поднявшись на колени, я посмотрела сверху вниз на Натаниеля.

Мне больше не было страшно. Райна считала, что было бы грандиозно трахнуть его, пока он умирает. Я коснулась его губ своими, и его были холодными, сухими. Прижавшись к нему губами, я почувствовала, как этот огонь перетекает из меня в него.

Мои пальцы нащупали раны у него на груди и ударили, погружаясь глубоко в них. Врач вскрикнула и попыталась меня оттащить, но Джейсон и кто-то еще ее удержали. Я вонзала пальцы в рану, пока Натаниель не распахнул глаза и не застонал от боли. Его веки трепетали над бледными светло-лиловыми глазами в искусственном свете. Он смотрел, но не видел меня, не видел ничего.

Я покрывала его лицо поцелуями, и каждое прикосновение жгло. Вернувшись к его губам, я выдохнула в него. Отстранившись, я обнаружила, что он сфокусировал взгляд. Дыхание вырвалось слишком низким звуком, чтобы оказаться шепотом.

— Анита…

Оседлав его, я положила руки на его обнаженную грудь. Я закрыла его раны руками, но касалась его груди изнутри чем-то кроме рук. Я чувствовала повреждения. Могла погрузить его разбитое сердце в жар моих рук, который просачивался сквозь его кожу, наполнял его плоть.