Голубая Луна — Возвращение

— Это место для людей, которые ищут уединения, чтобы подумать о великом и найти утешение, — сказала Фишер. — Место религиозного уединения для тех, кто вёл весьма активную жизнь… и теперь жалеет об этом. Поэтому они решили отвернуться от своей прежней жизни и провести последние годы в уединении, раскаиваясь. Вдали от всего, что могло бы искушать их вернуться к прежним привычкам и прежней жизни.

— Когда мы войдём туда, — сказал Хок, — позвольте мне говорить.

— Не могу сказать, что я стал хоть немного мудрее, — сказал Чаппи. — Собаки не смотрят вперёд или назад… Мы живём настоящим моментом. Есть и пить, прыгать и спать. Что ещё имеет значение, если разобраться?

— Дружба, — сказал Хок.

Чаппи прикоснулся своей огромной головой к бедру Хока. — Ладно, тут ты меня подловил.

— Что же такого сделал ваш сын, что заставило его принять решение провести последние годы своей жизни в таком месте? — спросил Дракон.

— Ну, — осторожно ответил Хок, — быть Ходоком, защитником невиновных и наказующим виновных, это накладывает свой отпечаток на человека. И чем лучше человек, тем больше нагрузка.

— Пожалуй, я отойду в лес, — сказал Дракон. — Религиозные фанатики меня нервируют. Или наоборот? Не помню… В любом случае, думаю, будет лучше, если я останусь вне поля зрения, среди деревьев на краю поляны. Не стоит никого тревожить.

— Отличная идея, — сказал Хок. — Если Принц Демонов действительно вернулся, у него вполне могут быть человеческие агенты, следящие за Джеком на случай, если мы окажемся здесь. Нет смысла сообщать этому поганому ублюдку, что мы снова в игре, без необходимости.

— Значит, пора маскироваться, — сказал Дракон. Он быстро отступил к деревьям и совсем исчез. Чаппи в изумлении покачал головой.

— Для большого тридцатифутового дракона, с большущими крыльями и хвостом, он действительно ужасно хорошо сливается с окружающей средой.

— Если бы больше представителей его вида научились прятаться, их было бы больше, — сказала Фишер.

Они втроём подошли к деревянной двери, вделанной в стену, окружавшую монастырь. Дверь оказалась цельным слэбом очень прочного дерева, удерживаемой на месте массивными латунными петлями, и была совершенно точно закрыта. Над дверью висела табличка: [Аббатство Святого Августина] — “Для тех, кто неспокоен духом. Уходите. Да, это о вас. Никто здесь не хочет с вами разговаривать. Тот, кого вы ищите, уже не тот человек”.

Хок внимательно изучил дверь и всё, что её окружало, ни к чему не прикасаясь.

— Я не вижу ни дверной ручки, ни дверного молотка, ни шнурка от звонка, — сказал он наконец.

— Неудивительно, — сказала Фишер. — Это то место, куда ты идёшь, когда не хочешь, чтобы тебя кто-нибудь беспокоил.

— Так что же нам делать? — спросил Чаппи. — Устроим гвалт, пока нас не впустят? Я могу это сделать. Я очень хорош в том, чтобы выставлять себя напоказ. Все так говорят.

— Не думаю, что в этом будет необходимость, сказал Хок. — Хотя спасибо за предложение. Они наверняка видели дракона, когда мы кружили над головой, чтобы убедиться, что прибыли в нужное место. И они наверняка видели, как мы приземлились в лесу, хотя могли бы просто спуститься прямо к ним во двор. Поэтому они должны понять, что мы демонстративно вежливы и цивилизованны.

— Хок, — сказал Чаппи, — почему ты говоришь всё это таким громким и пронзительным голосом?

— Чтобы тот, кто подслушивает по ту сторону двери, мог меня услышать, — сказал Хок. Громко.

Раздался звук отодвигаемых тяжёлых засовов, затем два массивных ключа повернулись в замках, а затем дверь медленно распахнулась внутрь. В образовавшейся проход шагнул очень крупный мужчина в потрёпанной коричневой монашеской одежде, преградив им путь. Лицо его было скрыто глубоким капюшоном. Из длинного коричневого рукава выглядывала крупная рука, на которой не хватало одного пальца и было множество шрамов. Рука медленно поднялась и откинула капюшон, открыв лицо, красное, как варёная ветчина, и примерно столь же привлекательное. Лысая голова, нависающие брови, большой нос-клюв и такие шрамы, которые можно получить только в серьёзных сражениях. У него был вид человека, повидавшего на своём веку не мало, но глаза были удивительно тёплыми, даже добрыми. Глаза человека, наконец-то обретшего мир с самим собой.

Он сдержанно поклонился.

— Здравствуйте, — произнёс он хриплым голосом, который наводил на мысль, что он больше почти не разговаривает. — Вы знаете, кто я? Кем я был раньше?

— Нет, сказал Хок.

— Хорошо, — сказал монах. — Я гораздо лучше лажу с людьми, когда они не знают, чем я занимался раньше. Теперь я брат Амброуз. Входите. Мы ждали вас. Вы пришли поговорить с братом Джеком? Конечно, конечно. Он сказал, что вы появитесь здесь со дня на день. У него были… плохие сны. Очень специфические дурные сны. Надеюсь, вы сможете ему помочь. Извините, без собак.

— Я не просто собака! — сказал Чаппи.

— О, это ты! — воскликнул брат Амброуз. — Брат Джек предупреждал нас… рассказывал нам о тебе. Говорящий пёс, который является другом и ни в коей мере не одержим демонами. Заходи, мы сделаем для тебя исключение.