Голубая роза

Уже засыпая, она подумала, что об одном сегодняшнем дне можно было бы написать целый роман. Столько в нем собралось событий, разговоров, переживаний! Впрочем, это уже где-то было… целый роман и один день? Да, конечно, это же «Улисс» Джойса… какая, интересно, «Одиссея» ждет меня завтра? Надо спать, спать, забыть о девушке, полицейском, книгах, о Сибел и Кате, о том, что с утра надо идти к старой Мерием и Софии… Спать! И позвонить брату, посоветоваться, сказать всем всю правду… Лгать так утомительно! Спать… спать!

Глава 9. Пенсионерка

Голова начала болеть с самого утра. А ведь когда-то она считала мигрени выдумкой избалованных женщин! И не верила, что головная боль может предвещать изменение погоды. И не думала, что от головной боли бывает так плохо, что не хочется ни есть, ни пить, ни лежать, ни спать, ни вообще жить.

Мерием сделала над собой усилие и подошла к зеркалу. Она знала, что ничего хорошего там не увидит, особенно после бессонной ночи. Пятьдесят лет, да что там – пятьдесят два, от себя-то не скроешь! И все они – на лице. По утрам без макияжа она была отвратительна сама себе. Конечно, она никогда не была красавицей, но молодость и свежесть сглаживали неправильность черт и примиряли Мерием со своим отражением. А после сорока ей стала все меньше нравиться ежеутренняя процедура умывания, чистки зубов и приведения в порядок волос. К пятидесяти же выработалась стойкая неприязнь к зеркалу и к себе в нем.

«Наверное, это неизбежно сопровождает процесс старения, и подобные чувства возникают у каждой женщины», – думала одно время Мерием, поскольку была неглупа, весьма образованна и способна на обобщения и отвлеченные рассуждения.

Поэтому, когда однажды она случайно поделилась своими переживаниями с Софией, которую считала почти ровесницей, то реакция соседки неприятно поразила ее и затронула гораздо глубже, чем она могла предвидеть. София засмеялась! И совершенно спокойно сказала, что сама не испытывает ничего подобного, хотя в молодости была почти красавицей. У нее в гостиной даже висел портрет, написанный знакомым художником лет двадцать назад, который подтверждал и то, что это действительно было так, и то, что люди очень меняются с возрастом.

– Мне все мои морщинки нравятся, – весело заявила София. – Нелюбовь к своей внешности, между прочим, ведет к неприятию себя как личности, а это уже признак нездоровой психики. Так что вы, госпожа Мерием, лучше почаще улыбайтесь своему отражению! Себя надо любить – это основа душевного здоровья и спокойствия.

София говорила полушутливо, вовсе не желая обидеть соседку. Она же не знала, до какой степени отчаяния и ненависти к себе самой доведена Мерием.

«Значит, у меня расстроена психика? Только этого мне не хватало! Шарлатанка! Начиталась книжек по психологии и воображает себе! У самой даже высшего образования нет, а туда же! Умные слова выучила, советы дает! Психоаналитик нашелся!»

Она так и не смогла выбросить из головы этот разговор. С тех пор каждый раз перед зеркалом вспоминались доброе симпатичное лицо с улыбкой и занозой засевшие в мозгу слова: «…признак нездоровой психики…». Как могут нравиться морщины? А эти мерзкие волоски, появляющиеся то в родинках, то под подбородком?! А пигментные пятна и мешки под глазами?! Как можно любить это?!

Она лжет, она тоже не может любить себя не такую, как на портрете в гостиной! Это обычные женские хитрости, вроде любезных «Ах, как ты поправилась! Тебе это идет!», «Ах, милочка, что случилось? У тебя такие круги под глазами!», «Ты вчера так хорошо выглядела! Почему ты и сегодня так не накрасилась?».

Мерием была мастером подобных шпилек и твердо знала, что откровенной и простой быть с женщинами нельзя. За откровенность с себеподобными приходится долго расплачиваться. Вот поговорила с Софией – и пожалуйста!

Конечно, София может себе позволить смеяться: она-то сохранилась намного лучше. А ведь ей уже сорок девять. Мерием где-то читала, что беременность и роды омолаживают женский организм, но никогда этому не верила. Разве мало женщин, которые имеют по шесть, восемь, десять детей – и выглядят как старые развалины!

Но София в какой-то мере подтверждала этот тезис. Детей у нее было трое: двое совсем взрослые, а младший, рожденный «по ошибке», и правда омолодил ее и перевел в категорию «молодых матерей». С ними, двадцатипяти-тридцатилетними, София сблизилась, и гуляла сначала с коляской, потом с ребенком, и болтала с ними на равных, и не выглядела среди них бабушкой своего сына.

Мерием считала, что ей не повезло с домом.