– Вашество, позвольте снежку принесть, – бормотал Семен. – К головушке приложить, чтоб кровя враз отошли.
– Не надо, ступай, – князь потянулся к жбану с квасом и вдруг поморщился от резкой боли в левом боку.
«Рана!» – подумал он и глянул вниз, себе под левую руку. На прилипшей к телу простыне проступило маленькое алое пятно.
– Sacre nom… – пробормотал, морщась, князь.
– Чевоито? – повернулся Семен, уже было шагнувший через порог в адский белый воздух парной.
Борис раскрыл простыню.
Рана, полученная им на дуэли с Несвицким и вот уже месяц как затянувшаяся розовым рубцом, неожиданно напомнила о себе: в рубце появилась тонкая трещина и сочилась сукровицей.
– Царица небесная! – с неподдельным притворным крестьянским испугом, будто это он и только он нанес князю рану, воскликнул Семен.
– Никак на охоте, вашество?
– Нет, брат, это не на охоте, – Борис дотянулся до жбана, зачерпнул ковшом квасу и с удовольствием осушил ковш до дна.
– А как же теперя-то? – тоскливо почесал Семен свой плоский живот. – Нешто за корпией сходить?
Борис смотрел на сочащийся шрам, не думая ни о чем; его телом овладел тот ни с чем не сравнимый, легкий и бессловесный покой, приходящий только после русской бани. Ему было совершенно все равно, кто он, зачем он здесь и что это за рана в боку, – просто хотелось сидеть в прохладном предбаннике, пить квас и до слез в глазах смотреть, смотреть на свою сочащуюся кровь.
Зато Семен всерьез, но ненадолго задумался, шевеля отвислыми губами. И его осенило:
– Вашество! А на рожна корпию? Пущай Ноздря залижет! Он надысь его сиятельству волдырь так разлизал – и следов не осталось!
Борис с трудом вспомнил, кто такой Ноздря, но не вышел из своего забытья. А вокруг него засуетились люди, заскрипели просевшие двери и мерзлые половицы, завизжал от радости Ноздря, подведенный на заиндевелой цепи, поднесли еще огня, стали осторожно спрашивать о чем-то важном, но князь не отвечал. И лишь когда широкий, влажный и теплый язык Ноздри коснулся его раны и жадно слизал кровь, Борис вздрогнул и пришел в себя.
Ноздря стоял перед ним на коленях и быстро лизал, похрюкивая от удовольствия приплюснутым лиловым носом; глаза его были полуприкрыты, а поросшее клочковатой, серой бородой лицо выражало сосредоточенность и переживание высшей благодати, которая в очередной раз снизошла на него от господ, осветив суровую жизнь давилы божественным светом. Нежный, но сильный язык его словно отрезвил князя, и Борис вспомнил все – и бессмысленно-страшную встречу с Татьяной, и белое, с трясущейся нижней челюстью лицо Несвицкого, и два выстрела в Сеченой роще, и быстрые руки Морозова с холеными женскими ногтями, и свою кровь на желтом кленовом листе.
«Как все быстро разрешилось», – подумал он и положил руку на косматую голову Ноздри.
Молоток из Соня шкап убери.
Вот и все тексты. Как тебе? По-моему – топ-директ.
Это поинтересней, чем тексты проекта ГС-1. Там, как ты помнишь, было ТРИ реконструкта: Цветаева-1, Маршак-4 и Булгаков-2. Что из этого вышло – знают два пеньтань шагуа из МИНОБО, шесть чуньжень из ГЕНРОСа, двадцать три пиньфади дао бай син в синей униформе и один мошуцзя, шлющий тебе
Теперь ОЧЕНЬ серьезно: я безусловно люблю тебя, как собственную селезенку, но если ты не сбережешь эти каракули, я тебя выверну наизнанку и на каждом твоем внутреннем органе черной японской тушью напишу по-русски его китайское название.
Думай, рипс хушо бадао.
Boris.
P.S. Письмо это понесет тебе последний клон-голубь из бетонной голубятни ефр. Неделина. Новый выводок этих тварей проклюнется только через месяц – инкубатор уже заряжен. Еще через пару месяцев они смогут подняться в наше линялое небо. У нас будет время НЕ думать друг о друге.
8 апреля.
Привет, милый. Вот и я.
СНОВА!
Ах, как топ-директно начался день!
Встал поздно – 11.40.
Сделал волновую гимнастику, пошел завтракать, там уже все в сборе. Шумный разговор,
Я присоединился без страха и упрека. Пить с утра cocktails иногда необходимо. Не для L-гармонии, конечно, рипс нимада, а ПРОСТО ТАК, Переместились в наш простетский solarium: я, Карпенкофф, полковник, Агвидор, Бочвар, Витте, Андрей Романович и Наталья Бок.
Карпенкофф (о, эта
1. посадить нас в замерзшую лужу нашей cocktail-невменяемости и воспарить над нами гнилою бабочкой.
2. нажраться как Чжу Ба Цзе и втянуть нас в оргию. Ну-ну, лошадинаяo
, давай с тобой тряхнем шейкерами, весело подумал я.Она первой зашла за стойку, подпрыгнула и села на нее. Оделась госпожа Карпенкофф соответствующе: рискованно узкий комBINезон из живородящего шелка, хрустальные туфли, белое ожерелье из сверхпроводников, левитирующее вокруг ее нестарой шеи.