Голубоглазый юноша

Показания детектива Сандерс перед большим жюри стали выразительным свидетельством того, как много людей пострадало от нарушений Тедом Грэмом принципов католической церкви. Он причинял вред, часто неизлечимый, невинным детям, физически ранил маленьких детей актами содомии, повергал в ужас родителей, губил семьи, делал циников из собратьев по сану, подрывая их веру, подвергал опасности свое начальство, пытавшееся его выгородить и теперь привлеченное к ответственности. Перед его переводом в Чикаго с ним беседовал молодой церковный чин; отец Тедди гневно отверг все обвинения и подозрения и пространно, убедительно объяснил, почему ему завидуют. Он выставлял жертвой себя самого, хотя на самом деле все было наоборот. Обманутый им церковник теперь имел серьезные неприятности из-за перевода растлителя в Чикаго. Он проявил наивность, но его начальство знало, что делает, когда замалчивало проблему и пыталось решить ее географическим способом, в ущерб другим невинным детям. Это стало трагедией для всех, в том числе для самого Теда Грэма, хотя он все гневно отрицал и объявлял себя мучеником, пострадавшим во имя Церкви.

Все взвесив, большое жюри проголосовало за предъявление отцу Тедди обвинения. В его виновности никто не сомневался, как и в том, что Церковь знала о его преступлениях, но скрывала это.

После решения присяжных отец Тед Грэм был отправлен в Нью-Йорк для предания суду. Суд в Чикаго должен был состояться позже. Два помощника шерифа доставили отца Тедди вместе с адвокатом и двумя священниками-сопровождающими из Чикаго по воздуху и привезли в верховный суд Нью-Йорка. Там он заявил о своей невиновности по одиннадцати случаям сексуальных домогательств к несовершеннолетним, включая содомию, оральный секс и обман доверия. Он вошел в зал суда с улыбкой и обращался к судьям с образцовой вежливостью. Его оставили под арестом, назначив миллионный залог. Когда помощники шерифа уводили его, он, несмотря на наручники, вел с ними приятную беседу. Казалось, происходящее его совершенно не касается, он не ощущал своей вины и не испытывал страха. Джинни не пошла в суд, в отличие от Эндрю, все внимательно слушавшего и наблюдавшего; потом он подробно отчитался перед ней. Рассказ о поведении Теда Грэма на суде вызвал у нее чувство гадливости. Это чудовище упорно разыгрывало роль славного парня и христианского мученика.

– Что будет дальше? – спросила Джинни. – Он будет сидеть до суда?

– Вряд ли. – Эндрю махнул рукой. – Через день-два, когда внимание к делу ослабеет, Церковь тихо внесет залог. Адвокат просил освободить его под собственную гарантию явки, утверждая, что он неопасен для общества и не сбежит, но судья отказал. Им придется отсчитать сто тысяч, а остальное депонировать в качестве залога. Церковь умеет это делать, они его вытащат. Все то же самое его ждет в Чикаго.

События развивались невероятным образом. Блу хватило смелости нарушить молчание, Джинни ему поверила, они обратились к тем, к кому следовало, делом занялся Эндрю. Но это было еще только начало. Впереди ждало продолжение следствия, тщательная подготовка к судебному процессу; где-то через год состоится суд, если Грэм до того не признает себя виновным и не избавит штат от расходов на процесс. После этого его ждал суд в Иллинойсе. Одно было ясно уже теперь: он сядет в тюрьму, где, как знали Блу, Джинни и Эндрю, ему было самое место.

Из-за всех этих хлопот Джинни не удалось устроить для Блу и себя нормальных каникул; один день они провели на пляже в Лонг-Айленде, еще раз побывали на концерте в парке. Эндрю водил их на бродвейский мюзикл – первый в жизни Блу. «Призрак оперы» привел его в восторг. В День труда они снова плавали на яхте Эндрю.

Обстановка стала спокойнее, и после Дня труда Блу приступил к учебе в школе «Ла Гуардиа Артс». Джинни выполнила свое обещание: в первый учебный день она привела его к школе на Амстердам-авеню, но входить внутрь не стала. Дальше он должен был справляться сам – первокурсник средней школы, мечтавший о музыкальной карьере. Джинни вспомнила, как впервые привела Криса в детский сад, и проплакала в подземке всю дорогу до дому. Она думала позвонить Эндрю, но не захотела отпугивать его своей плаксивостью, к тому же знала, что он занят. Их тесно связал Блу, довольно и этого.

Странно было возвращаться домой одной, оставив Блу в школе. Утром впервые за несколько недель позвонила Бекки, и Джинни сказала ей, что Блу приступает к учебе в средней школе.

– Не могу поверить, что ты столько для него сделала! – воскликнула Бекки, на этот раз восторженно, без осуждения в голосе. Ее дети приступили к учебе неделей раньше, и Бекки радовалась, что может заняться собой. Лето выдалось долгое и тяжелое: дети три месяца были дома, умер отец… Джинни рассказала ей о предъявлении Теду Грэму обвинения и о том, что пострадавших от него теперь насчитывается семнадцать, включая Блу. Бекки была потрясена.