Голубой трамвай

– Ну, меня же лимитируют. А, вы ведь… Даже как-то странно, что вы не… В общем, ты клеткаешься в лимитатор, и там такой специальный прибор прописывает в тебе лимиты и безлимиты. Садишься в такое кресло, и оно в тебя все это пишет. Это не больно и не страшно, и у нас всякие шутейные стишки учат про боягузов, которые боятся лимитироваться… Когда рождается младенец – его сразу надо клеткануть в лимитатор и прописать безлимит. Без него человек как бы никто. Он не выживет. Он даже к папе с мамой не сможет попасть, и многие дети из нелимитных семей так и пропадают на Панели…

Мэй поежилась, а Докс сказал:

– Черная магия какая-то.

– Кстати, – вдруг нахмурился Топ. – Ведь вас там, наверно, не лимитируют, да?

– Наверно, – перепугался Вэн. – И как быть?

– Не знаю… Тогда вы без нас пропадете. И с голоду, и вообще. Надо как-то вас лимитировать… а это совсем сложно. Совсем-совсем сложно, – бормотал он, глядя в пол.

– Мэй и Вэн, вы проголодались? – спросил Докс. Кажется, он снова усмехался.

– Нет, – удивленно сказала Мэй, и Вэн тоже сказал – «нет».

По-обычному, по-нормальному должно было быть уже где-то три-четыре часа ночи. А если Мэй подхватывалась в это время – на нее всегда нападал ночной жор. (За фигуру Мэй не переживала: с такими кудрями ее и жирную будут любить.)

– И я нет. Вот проголодаемся – тогда и будем волноваться, ладно?

– Ладно, – вздохнул Топ. – Надеюсь, вам хотя бы понятно.

– О да-а, – нежно улыбнулась Мэй. – Дело ясное, что дело темное.

– Вот и нам всю жизнь было все ясно, – вмешался Тип. (Все-таки они тупые, подумала Мэй.) – До тех пор, пока не…

Он вдруг умолк. Потом шепнул «буц» и метнулся к двери.

Дело ясное, что дело темное

Все наблюдали за ним, не дыша. Тип приоткрыл входную дверь, выглянул и какое-то время напряженно вглядывался в коридор.

Потом повернулся к Вэну:

– Ты ничего не слышал?

– Не знаю, – пробормотал тот. – Может, показалось…

– Тогда чего дергаешься?

– Говори нам, как что-то услышишь, – попросил Топ. – Ты здорово выручил нас там, в заброшке. У тебя, видно, уши, как у мифокота.

– Это как?

– Ну… потом как-нибудь. Сейчас пусть Тип говорит, это его история.

Тип вздохнул. Потом сказал вдвое тише:

– То, что я скажу, никто и никогда не должен знать. Обещаете?

– Обещаем, – ответили все. Мэй даже скрутила пальцы по-корейски.

Тип вздохнул еще раз. Потом начал еще тише:

–  Все, что рассказал Топ, мы учили в школе, как и все дети Клетовника. Топ у нас был шестерочником… Ни у кого не было никаких причин ни в чем сомневаться, – до тех пор, пока…

Тип замолчал. Прислушался, переглянулся с Топом (все замерли) – и продолжил:

– …Пока нам не исполнилось тринадцать. Шесть и тринадцать – особые числа, вы, наверно, знаете («о да-а», – снова улыбнулась Мэй). В шесть и в тринадцать детей водят на лимитатор – прописывают им безлимиты на школу и на лимитирование… ведь до тринадцати лимитироваться нельзя.

– То есть иметь деньги, – шепнул Докс.

– В общем, это серьезная дата… и под вечер, когда мама уже уснула, отец пришел к нам в комнату, запер дверь…

Тип помолчал. Потом проговорил хриплым шепотом:

– И рассказал, что когда-то ездил на голубом трамвае.

* * *

«Ну и что тут такого?» – хотела спросить Мэй. Но не спросила.

Тишина вдруг шепнула ей, что это самое важное из всего, что было, и ум изо всех сил старался понять это важное.

– …Легенды о нем бродят все время. Мы слышали их уже… не знаю – лет в восемь, наверно. Или еще раньше. Вообще это нельзя, – говорил Тип. – Нельзя их повторять, и даже слушать нельзя. Это все вредные суеверия, унаследованные от людей Хаоса. Они подрывают веру в могущество Кормчих, – так нам объясняли в школе… Но этих легенд много – о бронзовом поезде, на котором можно нестись без всяких лимитов и безлимитов, о странных существах на четырех ногах или с крыльями – «кот», «голубь», «ворона»… Их, кстати, не запрещают и даже изучают в школе, по мифоведению. И только требуют говорить «мифоголубь», «мифокот» и так далее – чтобы было ясно, где правда, а где нет.

– Так что у вас – вообще животных нет, что ли? – возмутилась Мэй.

Тип качнул головой (Мэй не поняла, что это значит) и продолжил:

– А совсем запретные истории – это о всяких штуках, на которых якобы можно передвигаться в пространстве. В школе мы учили, что все эти трамваи, поезда, рельсы и так далее – плод темной фантазии людей Хаоса. Такие слова запрещено писать… и лучше их не говорить. Вообще.

– А «мифотрамвай» можно говорить?

– И даже так нельзя. Кто услышит – может и в глаз дать. В лучшем случае. Хотя на кухнях да в подвалах оно бурлит все время… особенно у нелимитчиков. Нам так и объясняют: это сказки для паразитов. Кто не хочет иметь лимиты своим трудом – тот и придумывает всякие поезда и трамваи. И вот отец…

Тип осекся и снова перешел на шепот: