Голубые дороги

Под Ельней было: сутками не спали — Мешала орудийная гроза,Но предо мной как огоньки мелькалиТвои чуть–чуть раскосые глаза.Свистели пули, завывая звонко,Строчил с холма немецкий пулемет.Я думал о беспомощном ребенке,Что родился в окровавленный год.Я думал о дочурке в избах хилых,Чья жизнь мне бесконечно дорога,И делал все, что было в моих силах,Чтоб опрокинуть подлого врага.Я думал о страданиях народных,О подожженной немцами стране

И чувствовал: в дерзаньях благородныхТы, как боец, сопутствовала мне.Когда нас в путь далекий отправляютГромить врага, без промаха разя,Мне кажется, меня сопровождаютТвои чуть–чуть раскосые глаза.И оттого становится мне легче,И подвиг мой по–воински высок,И это значит: час желанной встречи,Поверь мне, дорогая, недалек.

11 января

На рассвете ушел в 1–ю В А.

Подполковник Б. А. Андросов — заместитель начальника штаба по политической части — предложил перейти на работу в армию.

Долго и убедительно доказывал он необходимость переменить профессию, расти на другой работе, отдавать свои силы и знания большому делу. Всем сердцем я был благодарен ему за внимание, заботу и чуткость, он напоминал собой в эти часы Дмитрия Андреевича Фурманова — те же ум, простота и учтивость, — но я никак не мог согласиться с одним: отказаться от риска, уйти с поля боя, не сражаться с врагом непосредственно.

Вот почему я запростестовал и, как только мог, просил подполковника не отрывать меня от горячего дела.

26 января

Мороз. Солнце. Ни облачка. Аэродром гудит. Беспрерывно взлетают и садятся «ПЕ-2», «ИЛы», «УТИ-4», «У-2», «Дугласы», «Чайки».

Полк сделал 18 вылетов на разведку аэродромов, дорог, оборонительных рубежей, коммуникаций и тыла врага.

27 января

Советское Информбюро порадовало новым известием: ликвидация сталинградской группировки противника подходит к концу. Два–три дня напряженной работы, и гитлеровская многотысячная банда, окопавшаяся в развалинах разрушенного города, будет полностью истреблена.

В последний день января Горбатенкова вызвал начальник отдела кадров — высокий тучный полковник, сухо и отчужденно поздоровался, посмотрел отсутствующим и безразличным взглядом, показал на стул.

Разговор был краткий и довольно официальный, похожий на следовательский допрос.

 — Фамилия?

 — Горбатенков.

 — Звание?

 — Техник–лейтенант.

 — Что делаете?

 — Летаю.

 — А почему техник–лейтенант?

 — Окончил техническую авиашколу.

 — А как попали на самолет?

 — Переучился.

 — Почему звание не переменили?

 — Это от меня не зависит. Впрочем, наше командование давно уже ждет результата из 1–й воздушной.

 — Сколько боевых вылетов?

 — Пятнадцать.

 — Награждены?

 — Нет.

 — А почему нет награждений?

 — И сие от меня не зависит. Видимо, не за что награждать.

 — Странно. По приказу наркома за десять боевых вылетов положена награда… Образование?

 — Высшее.

 — Что окончили?

 — Факультет языка и литературы Смоленского пединститута.

 — Литературу не забыли?

 — Кое‑что помню.

Еще несколько вопросов в протокольном стиле, и полковник встает — разговор окончен.

Уже стоя за дверью кабинета начальника отдела кадров в ожидании очередного вызова, Горбатенков пытался разобраться в разговоре: что же хотел полковник?

Вызова все не было, Горбатенков устало и разочарованно ходил по длинному и пустому коридору. Подошел пожилой майор и подал пакетик с пометкой: «Полковнику Фаставщуку». «По всей видимости, в сем пакете, — подумал Горбатенков, — запечатана моя судьба». Никакие мольбы не отрывать его от боевой работы на работников армейских кадров не подействовали. Кутаясь в полушубок, он без желания шел во флигель начальника отдела разведки 1–й воздушной армии.

Кому теперь выложить все наболевшее, кому распахнуть свое сердце, у кого спросить совета? Одна из тропинок привела Горбатенкова к подполковнику Б. А. Андросову — человеку, который умел выслушивать, понимать и, когда нужно, помогать.

Борис Арсентьевич встретил, как обычно, приветливо. Узнал, долго расспрашивал и, когда узнал о просьбе, тут же повел к заместителю командующего полковнику Й. Г. Литвиненко.

Высокий худой Литвиненко, подперев голову рукой, выслушал молча. Темпераментный Андросов перебивал доклад Горбатенкова, красочно живописуя заслуги своего подзащитного.

 — Сложно это — летная работа, — глухо заговорил Литвиненко, — но если уж действительно хотите — поддержу.

31 января