Голубые искры (СИ)

Разрешение на прием гостя из Германии было получено. Договорились, что жить он будет в комнате Зины, она же перейдет в спальню родителей, дед останется в большой комнате - гостиной.

Через день Зина в присутствии деда показывала Вере Федоровне свою комнату, рабочий стол, компьютер, говорила, как Генриху будет здесь удобно, показала мамину спальню, мамин туалетный столик, ноутбук, которым он здесь временно будет пользоваться. Веру Федоровну все устроило. Особенно ей понравилось то, что в комнату ее ученицы можно было войти, только пройдя через гостиную.

Дед проводил учительницу до лифта.

- Яков Петрович, ваша внучка в том возрасте, когда мальчики уже влекут ее, да и они неровно дышат рядом с вашей прелестницей. Вы, пожалуйста, приглядывайте: как бы "наследника" вам немецкий юноша не оставил, - полушутя- полусерьезно сказала она, улыбнувшись.

- Девочка лишнего себе не позволит, - недовольно ответил Яков Петрович, окинув взглядом под распахнутым пальто юбку выше колен и декольте с золотым кулоном между смело открытыми грудями незамужней Веры Федоровны.

Вернувшись с лестничной площадки, Яков Петрович заставил внучку еще раз прибраться в квартире: унести лишние книги из своей комнаты, везде, где возможно, протереть пыль. Внучка недовольно ворчала: "Деда, я все уже сделала!". На ночь она устроилась уже на новом месте, в кружевной комбинации выглянув из спальни родителей, пожелала деду спокойной ночи и закрыла дверь.

А Якову Петровичу на новом месте в уютной квартире дочери уже которую ночь не спалось. Память безжалостно тащила в его послевоенное детство. Он, как и многие его сверстники, отца не помнил, мать работала на стройке, усталая, с потрескавшимися от известкового раствора руками, приходила поздно, готовила на примусе еду и рано ложилась спать. Чем занимался сын днем, как сделал уроки, она не спрашивала.

А у мальчика Яши была своя жизнь. Летом с другом Колькой, у которого и матери не было, он жил с братом, они уходили на городскую свалку. Военный завод переводили на выпуск мирной продукции и на свалку вывозили хлам из цехов. Среди мусора и отбитой штукатурки попадали медные провода, куски кабеля в свинцовой оболочке, алюминиевые и медные шины от трансформаторов и много еще всякого богатства можно было найти среди этого хлама. Машину с завода ждали, и как только с нее выгружался мусор, на кучу набрасывалась толпа ребятишек, стараясь урвать свою часть заводских сокровищ. Изоляция проводов тут же на кострах обжигалась, оголяя то медь, то алюминий, оболочка свинцовых кабелей разрубалась вдоль, свинец и жилы кабеля - медные и алюминиевые - это уже был товар.

Все тащилось татарину в ларек утильсырья. Он взвешивал, щелкал костяшками на счетах и выдавал замусоленные деньги - рублевки, иногда трешки, иногда только мелочь. Билет в кино стоил рубль, мороженка - тоже рубль.

У кинотеатра всегда толклась толпа ребятишек, они приставали к прохожим: "Теть, дай десять копеек, на кино не хватает. Ну чо тебе жалко, теть, дай!"

Еще Яша с Колькой любили бродить по пыльному послевоенному базару. Толстые, приехавшие с юга бабы, сидя на деревянных ящиках возле мешков с подсолнечными семечками, торговали, насыпая их в стаканчики, похожие на рюмки. Яша с Колькой, держа на виду рубль, брали из мешка на пробу щепотку у одной, у второй у третьей и под их ругань, довольные, с горсткой семечек, отбегали.

Колька Иванов жил на первом этаже деревянного двухэтажного дома с братом Виктором, который работал электриком на заводе. По выходным в их квартире собирались друзья. Они приносили с собой все, что добыли в эту неделю: картошку, лук, иногда кусок мяса, сворованного с прилавка на базаре, селедку. "Шалава" Роза, подруга блатного Гришки, варила на таганке суп, очищала и раскладывала на тарелке луковицы, селедку, на стол выставлялась водка, стаканы, Гришка садился во главе стола, наполнял стаканы и начиналось застолье. Пили за фарт, за удачу, говорили о том, что на этой неделе унесли "барыге", начинали петь.

"От качки стонала ЗК, обнявшись, что родные братья, да только порой с языка-а-а срывались глухие проклятья.

...Будь проклята, ты, Колыма, что названа чудной планетой, сойдешь поневоле с ума-а-а,

отсюда возврата уж нету".

Это была любимая песня пьяного Гришки. В компании был и студент. Нередко он приходил с гитарой. У него была своя песня.

"Братцы, я студент провинциальный, образ моей жизни ненормальный..." - начинал он петь, привалившись спиной на цветную ситцевую подушку кровати.

"...А в столовой тоже очень жутко, можно получить катар желудка, суп-лапша, немножко сечки, таракан, упавший с печки, остальное все вода, вода, вода..."

Розе особенно нравился последний куплет песни: "Вдовушку ничем не обижаю, каждый день до дому провожаю, как прижму ее в аллее и целую не робея, надо мной смеется лишь луна".