«Голубые Орхидеи»

— Ты считаешь, что я просто завидую, не так ли? — побагровев, наконец спросила Орхидея. — Ты считаешь, что у меня принижено чувство собственного достоинства? — усмехнулась она. — У тебя такое мнение, Пичис?

— Я просто хочу, чтобы вы, девочки, покончили с этим смешным ребяческим конфликтом.

— И как, по твоему мнению, я должна закончить его? Лечь ниц перед звездой? Или поцеловать ей задницу? Я не собираюсь…

— Ладно, — сердито сказала Пичис, теряя терпение. — Магазин «Ван Клиф и Арнелис» неподалеку отсюда. Почему бы тебе не пойти и не купить ей что-нибудь красивое, выгравировав свои извинения? Валентина любит ювелирные украшения.

— Извинения? О конечно! О да, я сейчас же сделаю это. Прямо сейчас побегу и куплю булавку с голубыми орхидеями, чтобы увековечить ту низость, которую она совершила по отношению ко мне!

Несколько минут Орхидея смотрела с усмешкой, затем опустила голову и принялась быстро есть. Пичис вздохнула с облегчением. По крайней мере, Орхидея начала слушать.

— И еще одно, — добавила она, — Джул Стайн на следующей неделе дает небольшой званый обед, чтобы показать свою новую двухэтажную квартиру. Он хочет, чтобы и ты пришла вместе с папой Эдгаром и со мной. Мы пробудем в городе несколько недель.

— Обед? — пробормотала Орхидея, набивая рот спагетти. — Джул Стайн? Сто лет его не видела. Не знаю…

— Он пригласил очень интересных гостей, — твердо продолжала Пичис, — и когда ты будешь там, осмотрись повнимательнее. Я хочу, чтобы ты сосчитала все «Тони», «Грэмми» и другие награды, которые он получил. Может, и ты завоюешь одну из таких наград, Орхидея, если «Доктор Живаго» станет…

— Я не хочу говорить об этом сейчас, — сердито проворчала Орхидея. — И мне не с кем пойти.

— А если тебя будет сопровождать Михаил? — предложила Пичис.

— Но я едва его знаю. Он почти не разговаривает со мной.

— Я позвоню ему, — пообещала Пичис.

Орхидея несколько дней мучилась, размышляя, как нарядиться для встречи с Михаилом. Выглядеть ли ей суперсексуально и шикарно? Но он кажется таким консервативным и может счесть ее чрезмерно вульгарной.

Наконец она остановилась на простом серовато-бежевом шелковом платье. Оно облегало ее фигуру, обрисовывая изящные линии. Надела изумительную, золотую с бриллиантом брошь в форме лотоса, которую приобрела на аукционе, и несколько золотых браслетов на запястья.

Час спустя, когда раздался звонок, она бросилась к двери, затем остановилась и повернулась к зеркалу, в последнюю минуту с тревогой осматривая себя.

Снова зазвенел звонок.

— Иду! Иду! — закричала она, с волнением нажимая на кнопку.

— Я не знаю никого из этих людей, — сказал ей Михаил, когда они вышли из такси у Дакоты. Был восхитительный августовский вечер, желтый свет лениво струился между зданий.

— Ваши американские знаменитости. Вы все их знаете, а для нас в России они просто не существуют.

Орхидея испытывала легкое потрясение.

— Давайте… давайте… идем, — дрожащим голосом предложила она, снова ощущая приступ застенчивости. Она мечтала об этом мужчине все дни напролет, а в его присутствии не могла даже поддержать разговор.

В квартире на десятом этаже их приветствовал Джул Стайн у парадной двери. Пичис и Эдгар уже прибыли, у Валентины заболел ребенок, и она не смогла приехать.

Высокая актриса, похожая на Анжелику Хьюстон, отвела Михаила в сторону, предоставив Орхидею самой себе. Ее тотчас же вовлекли в обычную предобеденную болтовню. Она изо всех сил старалась непринужденно говорить о «Докторе Живаго» и планах на будущее, но ее взгляд повсюду следовал за Михаилом.

Орхидея забрела в затемненную музыкальную комнату, где в полумраке поблескивал огромный «Стенвей». На стенах разместились фотографии и сувениры.

Стиснув зубы, смотрела она на награды, увенчавшие удачную карьеру в шоу-бизнесе. Пришла пора посмотреть фактам в лицо. Она яростно пробиралась по жизни, используя мужчин как косметические салфетки и наконец нашла единственного стоящего, но так испугалась, что не в состоянии заставить себя приблизиться к нему, потому что боялась потерпеть неудачу

. Может, ей стоит подождать Дня Сэйди Хокинс, когда женщина сама может сделать предложение мужчине.

— У вас очень печальные глаза, — раздался голос Михаила у нее за спиной.

— Вы всегда так пугаете людей?

— Извините. Мне тоже захотелось побыть одному. Поэтому я пришел сюда, но если вы предпочитаете остаться в одиночестве…

— Нет! — воскликнула она, так как он, казалось, уже был готов уйти. — Я только что думала о том, что построила всю свою жизнь на ошибках, а теперь, когда мне так хочется поступать правильно, я, кажется, не знаю, как. Посмотрите туда, — она показала на сверкавшие, словно драгоценные камне, огни Нью-Йорка, — все эти люди вовлечены в свои крошечные миры, и я тоже вовлечена в свой. Мне бы хотелось…

Она в ужасе замолкла. Зачем она говорит все это человеку, которого едва знает?

— Да? — мягко спросил он.

К своему полному замешательству она заплакала.