«Голубые Орхидеи»

— Орхидея, — с осторожностью приветствовал он ее, — моя прелестная свояченица.

— Пока еще нет, — заметила она, усмехаясь и откидывая кудри со лба. — Пичис сказала, что ты все время занимаешься здесь, и я решила поздороваться, — она вызывающе посмотрела на него. — Значит, ты теперь женишься на моей родной сестре. Забавно.

Пол попытался скрыть тревогу за улыбкой.

— Ты, как всегда, потрясающе выглядишь, — сказал он, когда они зашли в оснащенный сложной современной техникой вестибюль клуба.

— Ты не собираешься спросить, чем я теперь занимаюсь? — начала Орхидея.

— И чем же ты занимаешься?

— Ну, я работаю в Нью-Йорке с независимым продюсером и надеюсь в конце концов добиться успеха. А ты? Занимаешь по-прежнему деньги? — растягивая слова, сказала она.

— Ну, — запротестовал он, — я же сказал тебе, что заплачу с процентами и сдержу слово.

— Я это запишу. Или ты предпочтешь, чтобы я поговорила об этом с Вэл, когда мы будем трепаться по-сестрински. Знаешь, бывают такие милые родственные беседы?

— Нет, нет. Послушай, Орхидея, может, это останется между нами?

— Может быть, — она поддразнивала его взглядом. — Если ты сделаешь мне одно небольшое одолжение. Поговори с ней за меня. Хорошо? Дело в том, что у меня есть замечательный сценарий, и Морт Рубик согласен готовить его к постановке, если я уговорю Вэл подписать контракт на мюзикл, который называется…

Пол слушал и кивал.

— Я сделаю все возможное, — пообещал он, зная, что ничего не сделает. Он хотел, чтобы Валентина целиком и полностью зависела от него. — А теперь, детка, давай пойдем и займемся немного штангой, ладно? Посмотрим, сколько ты сможешь сделать рывков и толчков.

— Достаточно, чтобы сделать тебя счастливым, — усмехаясь, колко бросила Орхидея. Когда они расстались, расходясь по раздевалкам, она бросила на него такой огненный взгляд, что Пол почувствовал приступ желания.

Следующий день было воскресенье, и Эдгар пригласил всех в «Риб Джойнт» в Беверли-Хиллз на обед с шампанским.

Однако Валентина только поковыряла свою порцию вилкой. Напротив нее Орхидея пила уже третий бокал шампанского, они с Полом смеялись, вспоминая комические попытки Орхидеи не отстать от него в гимнастическом зале, где они каким-то образом встретились накануне.

— С тобой все в порядке, дорогая? — вполголоса спросила Пичис.

— Конечно, мама.

— Ты кажешься такой тихой. Тебе больно?

— Нет, мама, — солгала Валентина, но рука ее потянулась к сумочке, куда она положила пузырек с таблетками, притуплявшими резкую боль в спине, которую она теперь постоянно ощущала.

Ей нужно принять еще одну таблетку. Пробормотав извинения, она встала из-за стола и направилась к дамской комнате.

Орхидея поболтала о чем-то незначительном с Эдгаром, но внутри нее все кипело. Обещание Пола поговорить с Вэл не принесло успеха. Они не будут ставить «Больших, плохих и прекрасных» еще пять месяцев, а этого времени вполне достаточно, чтобы Вэл обрела форму.

По возвращении домой она возобновила спор с Валентиной.

— Тебе все равно, правда, Вэл? Морт пообещал продвинуть мой сценарий, а мне это необходимо. Неужели ты не понимаешь? Мне нужен хоть какой-нибудь успех. Очень, очень нужен.

— Орхидея, я боюсь слишком рано вернуться к работе, это сильно повредит мне, а я не хочу навсегда остаться инвалидом.

— Бред собачий. Ты делаешь все, чтобы причинить мне зло, вот почему не хочешь возвращаться к работе. Мне нужна твоя помощь, но ты не хочешь даже попытаться.

— Ты прекратишь? — взмолилась Валентина. — Орхи, помолчи хоть пару минут и подумай, что ты говоришь. Ты просто хочешь использовать меня. Морт Рубик пообещал тебе…

— О, замолчи! — закричала Орхидея, повернулась и направилась к коридору, ведущему в спальню. На ходу она бросила. — Мне жарко. Я пойду в бассейн. Ты завидуешь мне, Вэл. Я могу делать сейчас то, чего не можешь ты. Ты еще пожалеешь!

Весь этот день Орхидея продолжала пить. Сначала у бассейна, потом за ужином. К вечеру она была совершенно пьяна. Она потерпела поражение, хотя и старалась изо всех сил. Завтра утром она должна вылететь в Нью-Йорк.

Валентина легла рано, Пичис с Эдгаром заявили, что тоже идут спать. Пол сказал, что хочет посмотреть медицинскую периодику.

Жившая еще по нью-йоркскому времени, Орхидея снова направилась к бассейну. Она сидела и угрюмо смотрела на мерцающую бирюзовую поверхность воды.

— Эй, — раздался тихий голос позади нее, — а я удивлялся, куда же ты подевалась.

Она подняла глаза. Пол переоделся в широкие черные шелковые брюки, рубашки на нем не было. Его грудь с великолепными мускулами, накаченными в результате многих часов занятий в «Пауэрхаузе», выглядела изумительно.

— Если я признаюсь, что у тебя прекрасное тело, ты обратишь это против меня? — шепотом спросила она.

— На всю ночь, — усмехаясь, ответил Пол.

Она встала:

— Твоя комната или моя?

— Как насчет моей? Она в другом конце дома.

Техника Пола ненамного улучшилась со времен Норт-Уэстерна. У него не было настоящего дара заниматься любовью. Он напоминал теплого дышащего робота, запрограммированного на механическое траханье.