«Голубые Орхидеи»

— Это неважно, — сказал Морт, пожимая плечами. — Пройдет шесть, восемь, а то и десять месяцев, прежде чем мы приведем все в надлежащий вид и начнем подбирать состав. Ты же понимаешь, что отдельные сцены придется переписать… Может, нам удастся заполучить Берта Бакара или кого-нибудь такого же крутого, чтобы написать музыку. К тому времени она уже «вытащит пирог из печи» и будет готова.

— Женщины не вытаскивают свои пироги из печи, — огрызнулась Орхидея. — Кроме того, она все еще плохо себя чувствует — она сейчас в клинике в Аризоне лечится от наркомании.

— Ну и что? Тоже невелика проблема. Она быстро вылечится, как и десятки других. Послушай, милочка, могу я говорить с тобой откровенно? Ничто в этом мире не приходит в действие без скрытых двигателей. У тебя есть талант, да. Но есть он и у тысячи других молодых людей в Нью-Йорке. Но у них нет такой сестры, как Валентина Ледерер. Добудь ее для меня, девочка. И мне нет дела до того, каким образом ты это сделаешь!

Валентина спустилась с лестницы самолета Норт-Уэст. Она была в брючном костюме из ткани с орнаментом в стиле навахо, со множеством бирюзовых украшений. Тело ее покрывал золотистый аризонский загар, волосы были зачесаны назад, и огромные солнечные очки прикрывали лицо.

Ее не встречали, потому что она никому не сообщила, когда приедет. Ей нужно немного времени, чтобы вернуться к нормальной жизни.

Это было невероятно — она быстро шла по аэропорту и не чувствовала боли. В клинике совершили чудо.

Групповые занятия были порой адом. Они сидели восьмером в комнате — иногда смеялись, иногда плакали — и давали выход своему расстройству, нанося удары по огромному стулу бейсбольной битой, обернутой толстым слоем ватина. Не раз Валентина, рыдая, выбегала из комнаты и клялась, что вернется назад в Лос-Анджелес.

Каждый раз один из членов группы или врач приводил ее обратно.

Они боролись с болью день за днем. Валентина научилась медитации и самоконтролю за физиологическим состоянием организма — это помогало уменьшить боль в спине, возникавшую под воздействием негативных эмоций. Чай! Вот все, что она пила в течение шести недель. Никогда в жизни она больше не захочет увидеть ни одной чашки чая.

Сейчас она поспешно шла по коридору к багажному отделению и строила планы. Во-первых, нужно позвонить Полу и предложить ему пообедать. Они поговорят… Может быть, то, чему она научилась во время лечения, поможет им по-дружески развестись.

Следует также поговорить с Орхидеей. В клинике она пришла к выводу, что эмоциональная травма, нанесенная взаимоотношениями с ее сестрой, стала одной из причин физической боли. Она намерена положить этому конец.

Багажное отделение было переполнено пассажирами восьми или десяти прибывших рейсов. Валентина внимательно следила за доской объявлений в поисках указания — на какой «карусели» ожидать свой багаж.

— Вот ты где, — раздался запыхавшийся голос за ее спиной, — я ждала у ворот, но ты прошла мимо и даже не взглянула на меня.

— Орхидея? — оборачиваясь, воскликнула Валентина. — Орхидея!

— Я позвонила в Мидоуз, и мне там сказали, что ты уехала. Тогда я позвонила в аэропорт и узнала номер рейса.

Валентина посмотрела на сестру. Орхидея была одета как голливудский сексуальный котенок Фредерик — в короткую кожаную юбку, расшитую драгоценностями блузку-топ и мотоциклетную куртку. Она похудела, лицо ее стало намного тоньше, от этого голубые глаза казались еще больше и ярче.

— Орхидея… Боже, я так рада видеть тебя, ты и представить себе не можешь.

Она бросилась к сестре и крепко прижала к себе, но получила в ответ довольно вялое объятие и небрежный поцелуй. Сбитая с толку, она сделала шаг назад.

— Мне необходимо поговорить с тобой, я просто не могла ждать, — сказала Орхидея.

Валентину насторожило волнение в голосе сестры.

— О чем, Орхидея?

— Я не могу разговаривать здесь. Может, мы где-нибудь остановимся выпить по пути домой? Ты поедешь к Пичис и папе Эдгару, да?

Валентина смотрела на сжатые губы Орхидеи, видела ее вызывающий взгляд, и радость покидала ее.

— Нет, давай поговорим сейчас, — с трудом произнесла она. — Ты встретила меня, потому что у тебя был какой-то скрытый мотив, не так ли, Орхидея? Я хочу знать его.

— Я не хочу разговаривать в таком тоне, — с отчаянием сказала Орхидея. — Вэл, пожалуйста…

— Давай хоть раз будем откровенны друг с другом. Чего ты добиваешься на этот раз, Орхидея?

— Хорошо. Это еще одна пьеса. Вот и все. Пьеса, для которой ты абсолютно подходишь. Мюзикл, который сделает тебя…

Валентина увидела одну из своих сумок и взяла ее. Через несколько минут появилась вторая, она подхватила ее.

— Давай я понесу, — предложила Орхидея, протягивая руку.