Голый завтрак

(Агутийское общество распущено из-за Фиесты чиму. В древнем Перу чиму нередко предавались педерастии, а иногда устраивали кровавые побоища с дубинками, доводя число убитых и раненых за день до нескольких сотен. Юноши, усмехаясь и подталкивая друг друга дубинками, движутся к полю. И вот начинается битва. Благосклонный читатель, уродливость этого зрелища лишает смысла любое описание. Кто способен быть съежившимся и обоссывающимся трусом и все же злым, как лиловозадый мандрил, чередуя эти скверные состояния, как водевильные скетчи? Кто способен срать на поверженного противника, который, умирая, ест дерьмо и мычит от наслаждения? Кто способен повесить слабого пассивного партнера и хватать ртом его сперму, как злой и порочный пес? Благосклонный читатель, я охотно избавил бы тебя от всего этого, но перо мое своенравно, как Старый Мореход[24]. О боже, что за зрелище! Неужели язык и перо в силах примириться с подобными постыдными фактами? Озверевший юный хулиган выдавил глаз своему собрату и ебет его в мозг: «Этот мозг уже атрофировался и высох, точно бабушкина пизда».

Он превращается в рок-н-ролльного хулигана: «Дрючу я эту старую манду — и получается вроде кроссворда, — какое отношение имеют ко мне последствия, если они последуют? Уже папаша, что ли, или нет еще? Нет, тебя, старина, я дрючить не буду, ведь ты мне вроде как папашей приходишься, надо бы поступить по справедливости — перерезать тебе глотку и отдрючить мамашу, не ебать же собственного отца, а может, и наоборот, мутатис мутандис, как уж обернется дело: перерезать глотку матери, этой святой манде, — самый лучший способ перекрыть ее словесный поток и заморозить добродетель. Я говорю, если то и дело переключаться с мужиков на баб и обратно, попадешь впросак и в толк не возьмешь, то ли жопу подставлять дряхлой «важной птице», то ли так и дрыгаться на собственной старухе. Дайте мне две пизды и хуй из стали и уберите свой грязный палец подальше от моей сладенькой попочки, я вам не какой-нибудь безответный лиловозадый ублюдок, я не с Гибралтара сбежал. Мужчину и женщину — совратил их он[25]. Кто ж не отличит мужчину от женщины? Я тебе глотку перережу, ты, белый распиздяй. Вылезай-ка, внучек, и сойдись со своей неродившейся матерью в битве с неясным исходом. Заебала мой шедевр неразбериха. Я ошибся личностью и перерезал глотку сторожу, он оказался таким же жутким разъебаем, как мой старик. А в угольном бункере все хуи одинаковы».

Однако вернемся на поле битвы. Один юнец пронзает своего товарища, а другой немедля ампутирует самый величественный орган трепещущего получателя хуя, отчего вошедший член выдвигается вперед, дабы заполнить пустоту, коей не терпит природа, и извергает семя в Черную Лагуну, где нетерпеливая пиранья подхватывает дитя, которое не только еще не родилось, но и — в свете определенных, точно установленных фактов — вряд ли родилось бы вообще.)

Другой зануда таскает с собой чемодан, набитый медалями и призами, кубками и лентами.

— Вот этот я завоевал на Иокогамском Конкурсе на Самое Остроумное Сексуальное Приспособление. (Держите его, он бешеный!) Мне его вручил сам император, на глаза его навернулись слезы, а все побежденные кастрировали себя ножами для харакири. А тот приз я взял на Конкурсе Деградации во время тегеранского собрания Анонимных Джанки.

— Продвигал себе всю морфу моей благоверной, а она мучается почечным камнем величиной с бриллиант «Надежда». Вот я и отдаю ей часть вагамина[26] и говорю: «Особого облегчения не жди... И вообще заткнись. Мне и самому не грех подлечиться».

— Стянул опиумную свечу из бабушкиной жопы.

Ипохондрик ловит арканом прохожего, надевает на него смирительную рубашку и принимается рассказывать о своей гниющей перегородке:

— У меня бывают ужасные гнойные выделения... подожди, подожди, сейчас увидишь.

Он демонстрирует стриптиз до операционных шрамов, направляя сопротивляющиеся пальцы жертвы.

— Пощупай эту гноящуюся опухоль у меня в паху, там есть лимфогранулемы... А теперь я хочу, чтобы ты пощупал мой внутренний геморрой.

(Здесь говорится о лимфогранулеме, «климактерических бубонах». Вирусное венерическое заболевание, родом из Эфиопии. «Не зря же нас величают блудострастными эфиопами», — усмехается эфиопский наемник, содомируя Фараона, ядовитого, как королевская кобра. В древнеегипетских папирусах то и дело встречаются упоминания об этих самых блудострастных эфиопах.