Голый завтрак

И взглядом своих пустых перископических глаз он окидывал поверхность земли… За ним по пятам плелись наркоманы, на джанкового Лоха со скоростью рыбьей остроги налетали полупрозрачно-серые обезьяны и висли на нем, присосавшись, а потом все снова перетекало в «Толстяка», так что его субстанция росла и росла, заполняя площади, рестораны и приемные всех стран серой липкой джанковой грязью.

Бюллетени Партийного Начальства, расшифрованные гебефрениками, латахами и обезьянами, превращаются в непристойные шарады, пердежный кодекс соллаби, негры открывают и закрывают рты, передавая срочные донесения на золотых зубах, арабские мятежники подают дымовые сигналы, бросая жирных сальных евнухов в бензиновые костры из мусорных куч – евнухи горят с лучшим дымом, он застывает в воздухе, черный и густодерьмовый, мозаика мелодий, печальная свирель нищего горбуна, холодный ветер дует с почтовой открытки с вулканом Чимборасо, флейты Рамадана, фортепьянная музыка в конце продуваемой ветром улицы, звонки в полицию измененным голосом, во время уличной драки на рекламном листке проступает сигнал SOS.

Двое агентов опознают друг друга по особому набору сексуальных извращений, выводят из строя чужеземные микрофоны и таким сложным кодом ебут во все дыры атомные секреты, что лишь двое физиков в мире напускают на себя понимающий вид, причем каждый категорически не согласен с другим. Потом агента-приемника повесят, признав виновным в незаконном обладании нервной системой, и он в судорогах оргазма воспроизведет донесение прикрепленными к его пенису электродами.

Дыхательные ритмы старого сердечника, призывные вихлянья танца живота, тарахтение моторки по масляной воде. Официант роняет каплю, подавая мартини Человеку в Сером Фланелевом Костюме, и тот сматывается на 6:12, поняв, что его засекли. Джанки вылезают в окно китайской закусочной, а мимо с грохотом проносится поезд надземки. Калека, которого заковбоили в «Уолдорфе», производит на свет целый

помет крыс. (Заковбоить: на нью-йоркском бандитском жаргоне значит убить ебучего выродка там, где его найдешь. А крыса, она крыса и есть, крыса – это крыса. Это доносчик.) Взбалмошные девственницы во все глаза глядят на английского полковника, который едет мимо верхом, потрясая визжащей дикой свиньей на наконечнике копья. Моднючий педик постоянно сидит в ближайшем баре, надеясь получить сводку новостей от Покойной Матери, которая продолжает жить в синапсах и непременно вызовет дух неотразимого Убийцы Пидоров. Мальчишки, которые дрочат в школьных уборных и знают друг друга как агентов из Галактики Икс, перебираются во второразрядное ночное заведение, где и сидят, жалкие и напыщенные, пьют виноградный уксус и закусывают лимоном, приводя в смущение тенор-саксофониста, очень крутого араба в синих очках, подозреваемого в том, что он Вражеский Сендер. Всемирная сеть наркотов, подключенных к проводу из протухшей спермы, перетягивающих руки в меблированных комнатах… дрожащих на утренних ломках… (солдаты Старого Пита вдыхают Черный Дым в подсобке китайской прачечной. Грустная Детка умирает на ломках от передозировки времени или отнятия дыхания… в Аравии… Париже… Мехико… Новом Орлеане…) Живые и мертвые… на ломках или в отрубе… подсевшие или соскочившие и снова подсевшие… приходят они, ориентируясь по джанковому лучу, а Поставщик жует Китайское Рагу на улице Долорес… макает в кофе сдобный торт в «Бикфорде», и его с лаем загоняет на Толкучку свора людей. Малярийные больные всех стран кутаются в дрожащую протоплазму. Страх скрепляет донесение говна клинообразной печатью. Хихикающие бунтовщики совокупляются под вопли догорающего ниггера. Одинокие библиотекарши сливаются во французском поцелуе при дурном запахе изо рта. Гриппозное состояние, браток? Боль в горле, назойливая и мерзкая, как обжигающий полуденный ветер? Добро пожаловать в Международную Сифилисную Ложу – «Да благошловит ваш Методишкий Епишкопальный Бог» (фраза, применяемая при проверке нарушения речевой функции, типичного для пареза), – а не то первые же признаки твердого шанкра сделают вас ее уважаемым членом. Вибрирующий беззвучный гул густого леса и оргонных аккумуляторов, неожиданная тишина городов, когда джанки выруливает дозняк, и даже Пригородный Житель пытается установить связь по забитым холестерином проводам. Над миром вспыхивают сигнальные ракеты оргазма. Вскакивает обкурившийся любитель травы и с криком «мне страшно!» убегает во мрак мексиканской ночи, угнетая затылочные доли мозга всех стран. Палач обсирается от страха при виде приговоренного. Мучитель орет что-то на ухо своей неумолимой жертве. Поножовщики обнимаются в адреналине. На пороге раковая опухоль с Поздравительной Телеграммой…

ХАУЗЕР И О’БРАЙЕН

Когда они пришли за мной тем утром, в восемь часов, я знал, что это мой последний шанс, мой единственный шанс. А они не знали. Да и откуда им было знать? Всего лишь обычный арест. И все же не совсем обычный.

Хаузер завтракал, когда позвонил лейтенант: