Голый завтрак

Я выпустил тонкую струйку спирта и хлестнул ею по его глазам, проведя шприцем из стороны в сторону. Он взревел от боли. Упав на одно колено и пытаясь дотянуться до чемодана, я успел увидеть, как он трет левой рукой глаза, словно срывая невидимую повязку. Я резко открыл чемодан, и моя левая рука сомкнулась на рукоятке пистолета – я правша, но стреляю левой. Сотрясение от выстрела Хаузера я почувствовал раньше, чем услышал выстрел. Пуля вонзилась в стену у меня за спиной. Не вставая, я дважды быстро выстрелил Хаузеру в живот, туда, где жилет задрался, обнажив дюймовую полоску белой рубахи. Мне показалось, он хрюкнул, после чего наклонился вперед и согнулся пополам. Одеревеневшей в панике рукой О’Брайен потянулся к пистолету в наплечной кобуре. Чтобы хорошенько прицелиться, я одной рукой обхватил запястье другой, той, в которой держал пистолет – у этого самовзводного пистолета подпиленный закругленный боек, и потому он рассчитан только на двойное действие, – и выстрелил ему прямо в середину багрового лба, дюйма на два ниже линии серебристых волос. Когда я видел его в последний раз, он уже был седым. Лет пятнадцать назад. Мой первый арест. Его глаза погасли. Он упал с кресла ничком. Мои руки уже сами хватали то, что мне нужно, сметая записные книжки в портфель с текстами, джанком и коробкой патронов. Я сунул пистолет за пояс и, надев на ходу пиджак, вышел в коридор.

Я услышал, как, пыхтя, бегут вверх по лестнице портье с коридорным. Спустившись на лифте самообслуживания, я вышел на улицу через пустой вестибюль.

Был прекрасный день бабьего лета. Я знал, что шансов у меня немного, но любой шанс лучше никакого, лучше, чем стать объектом экспериментов с СТ (6), что бы там эти буквы ни значили.

Надо было как можно скорее запастись джанком. Вместе с аэропортами, вокзалами и автобусными станциями они наверняка собирались перекрыть все джанковые районы и каналы. Я доехал на такси до Вашингтон-сквер, вышел, прошелся пешком по Четвертой улице и на углу засек Ника. Отыскать барыгу не составляет труда. Ваша потребность вызывает его, как духа.

– Слушай, Ник, – сказал я, – я уезжаю из города. Нужна унция героина. Можешь сделать прямо сейчас?

Мы шли по Четвертой улице. Казалось, голос Ника дрейфует в мое сознание из какого-то неопределенного места. Жутковатый бестелесный голос.

– Да, кажется, могу. Придется слетать на окраину.

– Можно взять такси.

– Ладно, но к этому малому я тебя привести не могу, ты же понимаешь.

– Понимаю. Поехали.

Мы ехали в такси на север. Ник говорил своим монотонным безжизненным голосом.

– Берем тут на днях какую-то странную наркоту. Не то чтобы слабую… Даже не знаю… Какую-то не такую. Может, они фуфлят каким-то синтетическим говном… Карамельками «Долли» или чем-то в этом роде…

– Что?!!! Неужто?

– А?.. Но там, куда я тебя везу, все в лучшем виде. Товар что надо, лучший в городе, насколько я знаю… Останови здесь.

– Быстрее, пожалуйста, – сказал я.

– Минут десять, не больше, если только товар не кончился, а тогда ему придется слетать… лучше посиди вон там и выпей чашку кофе… Район стремный.

Я сел у стойки, заказал кофе и ткнул пальцем в сдобное пирожное в пластиковой упаковке. Обмакнув черствое резиновое пирожное в кофе, я принялся молиться, чтобы хоть на этот раз, пожалуйста, Господи, пусть он принесет сейчас, пусть не скажет, вернувшись, что у человека кончился товар и ему придется слетать в ИстОрандж или Гринпойнт.

Ну вот он вернулся и встал у меня за спиной. Я посмотрел на него, боясь спросить. Странно, подумал я, вот сижу я тут, и у меня, наверно, один шанс из ста прожить ближайшие двадцать четыре часа – я решил не сдаваться и не проводить ближайшие три-четыре месяца в зале ожидания смерти. И все-таки я беспокоился насчет покупки джанка. Но у меня оставалось всего доз на пять, а без джанка я был бы парализован… Ник кивнул.

– Здесь не отдавай, – сказал я. – Возьмем такси.

Мы сели в такси и поехали центр. Я протянул руку, схватил пакет и сунул Нику в ладонь пятидесятидолларовую банкноту. Он взглянул на нее и обнажил десны в беззубой улыбке:

– Благодарю… Я не внакладе…

Я откинулся на спинку сиденья, предоставив голове возможность поработать без напряга. Напрягите свои мозги слишком сильно, и они заебутся, как перегруженный коммутатор, а то и устроят вам диверсию… А у меня был нулевой предел допустимой погрешности. Американцы больше всего боятся потери контроля, того, что происходит независимо от них, без их вмешательства. Они были бы не прочь вскочить в собственные желудки, чтобы самим переваривать пищу и выгребать дерьмо.

Ваш разум ответит на большинство вопросов, если вы научитесь расслабляться и ждать ответа. Вот в электронный мозг вы вводите, к примеру, вопрос, а потом сидите себе и ждете…

Я подбирал имя. Мой разум сортировал имена, сразу отбросив Л. Л. – Любовник Легавых, Р. Г. – Рожденный Гнилым, С. М. Н. П. – Славный Малый Но Педик; откладывал их в строну для пересмотра, сокращал, просеивал, нащупывал имя, ответ.