Гомер

Писистрата сколько-нибудь важным лицом в «Одиссее»?

Если бы афиняне хотели во что бы то ни стало самым грубым способом всюду

напоминать о себе, то Эдип (Ил., XXIII.679 сл.) не умирал бы в Фивах, а умер бы в Колоне

около Афин, как об этом твердила мифологическая традиция; и Тидей (XIV.114) тоже не

был бы похоронен в Фивах вопреки общему мнению, по которому он похоронен в

Элевсине; и Филомела была бы не дочерью милетца Пандарея (Од., XIX.518), но

афинского царя Пандиона; Гекуба была бы не дочерью Диманта (Ил., XVI.718), но Киссея,

как об этом думали в Аттике, а Минос, знаменитый враг Афин, у Гомера не был бы

мудрым судьей и другом Зевса (Од., XIX.178 сл.). Когда Еврипид в «Ифигении в Авлиде»

из-за патриотических целей хотел возвеличить Афины, то он сделал предводителем войск

афинянина сына самого Тесея, увеличил число афинских кораблей до 60, а Аргосу вместо

80 дал 50. Скотт напрасно упражняется в остроумии, опровергая аттического Гомера и

предполагая, что может идти речь только о грубых вставках, откровенной политической

корысти и нелепом искажении общегреческого Гомера. Действительно о вставках у Гомера

говорят упомянутые выше два мегарских писателя; и Скотт опровергает их мнение на

основании того, что мегарцы были враждебны к афинянам. Однако ясно, что античные

сообщения о Герее и Диэвхиде можно толковать в самом разнообразном смысле.

Аристотель в своей «Афинской Политии» среди заслуг Писистрата (XVI) ничего не

говорит о его литературных предприятиях. Но ценность этого «аргумента на основании

молчания» в логике расценивается очень низко. При Писистрате, говорит Скотт, афиняне

еще не могли диктовать свой вкус всей Греции. Но речь, конечно, идет не об афинском

вкусе, а об общегреческом деле с аттическим заострением. До расцвета драмы Афины

были далеки от литературы. Но Гомер это не литература, а прежде всего устное

творчество. Музы жили на Геликоне, в Олимпии и Пиэрии, т. е. не в Аттике. Но Аттика

никогда и не думала опровергать общегреческих муз или делать их специально

аттическими. Лин, Фамирид и Мусей не были жителями Аттики. Скотт думает, что

гомеровское творчество только в том единственном случае могло бы получить завершение

в Аттике, если бы все греческие певцы происходили из Аттики. Такой аргумент даже не

заслуживает опровержения. Ни одна поэма эпического цикла не приписывается поэтам

Аттики. Но ни один из 9 классических лириков также не жил в Аттике. Этот аргумент тоже

не имеет никакого значения. Скотт напоминает нам о литературной консервативности

греков, изгнавших Ономакрита в эпоху Писистрата за внесение одного стиха в поэму

Мусея и наложивших штраф на [57] Ликона, друга Александра, за внесение в комедию

лишней строки. Мы не знаем, применим ли этот аргумент к Гомеру. Но если он и

применим, то это только говорит об органическом завершении эпоса в Аттике против

механических и грубо политических интерполяций. Мы вовсе и не стоим за механические

и грубо политические интерполяции. Александрийцы, по Скотту, не знали ни одной

афинской рукописи Гомера. Это неправда: Аристарх самого Гомера считал афинянином.

Точно так же едва ли заслуживают опровержения такие аргументы Скотта против

афинского завершения Гомера, что ни один исследователь Гомера не родился в Аттике (как

будто бы завершителями поэтического творчества Гомера могли быть только его научные

исследователи) и что из Афин не происходило ни одного рапсода (как будто бы о каждом

рапсоде известно, откуда он происходил).

Сам же Скотт утверждает, что, кроме эпоса, все роды поэзии, возникавшие вне

Аттики, получили завершение в Аттике. Но почему же кроме эпоса? И сам Скотт весьма

правильно изображает возникновение того, что он называет легендой о комиссии

Писистрата. Он исходит из того, что именно в Афинах Гомер систематически исполнялся

на праздниках и что именно там возникла потребность объединить в единое целое

отдельные произведения Гомера. Так оно и было, пусть хотя даже и не существовало

самой комиссии Писистрата. Ведь та самая схолия, которая говорит о внесении при

Писистрате в состав «Илиады» X песни, одновременно утверждает, что эта X песнь была

тоже произведением Гомера.

Таким образом, остроумные аргументы Скотта или ничего не опровергают или

направлены против признания у Гомера наличия слишком уж грубых интерполяций. Они

совершенно ничего не опровергают в вопросе об органически-творческом завершении

гомеровских поэм в Аттике.

д) В чем заключается подлинное аттическое завершение Гомера?

Однако нет нужды гоняться за отдельными вставками и выражениями, чтобы