Гоморра

«Казаль-ди-Принчипе (провинция Казерта)

Они не красавцы, но все равно привлекают женщин своим статусом боссов. Так уж сложилось. Если бы надо было составить рейтинг боссов-плейбоев всей провинции, то первое место разделили бы двое многократно судимых каморристов из Казаль-ди-Принчипе, особой красотой не блистающих, хотя, казалось бы, лидером должен был быть самый неотразимый из всех, а это, без сомнений, дон Антонио Барделлино. Впереди же Франческо Пьяченти, сиречь Носач, и Нунцио Де Фалько, сиречь Волк. По слухам, у первого было пять жен, а у второго семь. Конечно, мы считаем не только официальные браки, но и гражданские, продолжительные отношения, приведшие к появлению детей. У Де Фалько, если верить нашим источникам, по меньшей мере двенадцать детей от разных женщин. Любопытно, что итальянками он не ограничивался. Одна его подруга была испанкой, другая англичанкой, третья португалкой. Даже когда боссы находились в бегах, то в каждом новом месте заводили семью. Как моряки? Практически (…) Не случайно во время процессов по их делам в суд вызывали в качестве свидетелей некоторых их женщин, всегда очень красивых и элегантных. Довольно часто именно слабый пол становился причиной заката боссов. Не раз бывало так, что женщины косвенно способствовали поимке особо опасных главарей. Однажды сыщики выследили одну из них, и это привело к аресту самого Франческо Чиччарьелло Скьявоне (…) В общем, женщины и для боссов — одновременно отрада и крест».

Перемирие между кланами было достигнуто ценой жизни дона Пеппино. Это предположение высказано и в приговоре. Воюющие стороны пришли к некоему соглашению и подписали его кровью дона Пеппино. Из священника сделали козла отпущения и принесли в жертву. Убийство разом избавляло кланы от головной боли и вдобавок отвлекало внимание следователей от их деятельности.

Я слышал о друге молодости дона Пеппино по имени Чиприано, он написал целую речь в защиту погибшего, которую собирался произнести на похоронах, своего рода ответ на дискуссию о личности священника, но в то утро не смог даже рукой пошевелить. Он уехал с юга много лет назад и теперь жил в окрестностях Рима, пообещав себе никогда больше не ступать на землю Кампании. Мне рассказали, что, узнав о смерти друга, он от горя надолго слег. Когда я пытался расспросить о нем у его тети, она в ответ твердила мне одну и ту же фразу убитым голосом: «Он ушел в себя. Чиприано ушел в себя».