Гончая. Гончая против Гончей

— Вы видели Безинского? Он был красавец, мужик что надо, да и Анелия ничего себе… Может, это важно для вас: они иногда здесь ночевали. Наверху, на втором этаже, у меня есть комната для гостей.

— Важно. Но если Искренов сознательно прикидывался дурачком, это еще не повод для их взаимной ненависти.

— Выходит, что так. — Чешмеджиев посмотрел на меня взглядом слепца, который внезапно прозрел.

— Тогда каковы были мотивы их, так сказать, дружеских недоразумений?

— Я должен подумать, товарищ полковник, мне трудно сразу ответить.

— Вы правы, — успокоил я его, — к тому же у меня нынче болит голова. Старая мигрень дает о себе знать. Нет ли у вас случайно синофенина — это новое дефицитное лекарство. Сказочное средство от головной боли.

— Я могу вам предложить анальгин или пирамидон, но о таком даже не слышал.

Я внимательно следил за выражением его лица: на нем было написано искреннее удивление и вместе с тем сожаление, что он не может мне услужить.

— Не беспокойтесь, — ободрил я его, — оно есть у меня дома. Выпью с небольшим количеством водки, и все пройдет. Сегодня вторник… До пятницы подумайте хорошенько. Приходите ко мне в десять часов — вы, конечно, знаете куда?

— Буду точен, как лондонский Биг-Бен, товарищ полковник. А если у вас что-то случится с машиной — милости прошу.

— Но вы же не «горбатитесь» на Восток!

— Вы — дело другое: у каждого правила есть исключение.

В коридоре я чуть было не наступил на толстого рыжего кота, который тоже не обратил на меня внимания. Все в этом доме, казалось, преисполнены чувства собственного достоинства. Деньги коварны, они развращают даже животных!

— Чешмеджиев! — Я остановился на пороге. — Вы еще не стары. Почему все называют вас бай Илией?

— Да потому, что я мудрый, товарищ Евтимов, — застенчиво улыбнулся Чешмеджиев и снова почесал голову под матерчатой шапочкой.

(2)

По телевизору показывали скучный многосерийный французский фильм «Фабиан из долины Дромы». Подсев поближе к настольной лампе, Мария задумчиво вязала; внучка и Вера ушли в кино: хотели посмотреть третью серию «Межзвездных войн». Я делал вид, что читаю сочинения отверженного старца Ламброзо. Он пытался мне внушить, что тяга человека к преступлению генетически оправдана и что каждому из нас в той или иной мере свойственно познание изначальности греха. «Человек — жертва самого себя…» — сказал Искренов. У меня перед глазами промелькнула его вялая, слегка презрительная улыбка.

Это было мое последнее дело, и я сделал ставку на свою профессиональную честь. Мне предстояло доказать, что Гончая — воинственный пес, что мой старческий нюх и ослабевшее восприятие не утрачены полностью и что я — пусть хромой, с облезшей от невзгод шерстью — все равно должен победить. Мне казалось, что со мной происходит что-то необыкновенное и неотвратимое, что если я не выдюжу, то нравственно ослабею и начну походить на пенсионера с подслеповатыми глазами, который по утрам ест тюрю, принимает витамины, а после весь день соображает, кого бы оклеветать. Человек без цели и без стремлений, разумный инвалид, чьи многолетние усилия пропали даром, — вот перспектива за вечное страдание, которую какой-нибудь доброжелатель назвал бы спокойствием!

Я чувствовал сначала растерянность и беспомощность, но потом всем моим существом овладел нервный подъем. Я горел желанием уличить Искренова, а это свидетельствовало о том, что я потерял свое самое ценное качество — объективность. Божественная мудрость состоит в том, что властелин духа никогда не бывает пристрастным, а холодно взирает на наши душевные корчи, позволяет нам быть целомудренными или грешить и после прощает нас или наказывает. А коли я субъективен, то облечен ли я реальной властью над другими?