Гончий бес

Частный сыщик, хоть и выглядел безобидно, пришёлся ликвидаторам не по зубам. Он фантастическим образом избежал гибели при взрыве автомобиля, зато киллерам не поздоровилось. Все получили различные степени уродства — при крайне пугающих обстоятельствах. Одного изгрызли ночью собственные морские свинки, впятером отъев все вы-ступающие части тела, до которых смогли добраться. Другой споткнулся о кинувшуюся под ноги собачонку и нырнул книзу головой во внезапно открывшийся посреди улицы карстовый провал. Но не убился, а плотно застрял в подвешенном состоянии. Сначала звал на помощь, потом вдруг дико заорал, потом замолчал. Когда вытащили, он походил на варёную рыбу — с головы лохмотьями облезала ошпаренная кожа. Оказалось, сдвиг почвы повредил трубы, подающие кипяток в систему отопления близлежащих жилых домов. Третий, поняв, что дело плохо, удрал в деревню. Более месяца прятался у какой-то старухи в подполе, пока вдруг не начал видеть призраков, выходящих из банок с солёны-ми огурцами. Долго терпел, но, в конце концов, не вынес. Напился допьяна, убежал в поле, где заснул и не проснулся, когда поле начали косить. Роторная косилка трактора поработала над ним основательно. Сейчас эта троица попрошайничает возле метро. Изображают шахтёров, пострадавших при взрыве рудничного газа.

Басмач никогда не был трусом и отправился на «стрелку» с ас-Саббахом лично. В тот же вечер Дарье доставили его отрезанную голову на блюде, засыпанном белым порошком. Голова Басмача была жива, угрюма и деловита. Бросать бизнес из-за такой мелочи, как отсутствие тела, Хайдаров не собирался. Мстить ас-Саббаху он запретил настрого.

А ночью к очумевшей и без того Дарье явился доппельгангер. Его попытка овладеть вдовой обернулась трагикомедией, после которой карьера героя-любовника закончилась для двойника навсегда. Что ж, тем больше времени он мог уделять управлению (отчасти формальному) Хайдаровскими заводами. Вскоре «супруги» разъехались. Дарья осталась с головой мужа. Для неё на крыше особняка была возведена башенка из пулестойкого стекла. А доппельгангер, безропотно принявший обязанности Басмача-для-публики, перебрался в новый, недавно освободившийся дом. Бывший хозяин этого дома стал последней мишенью женщины-снайпера, известной под кличкой Волчица.

— Рискованно всё это рассказывать и показывать постороннему человеку, — сказал я, имея в виду себя.

— Басмач никогда не боялся риска, — пророкотал Хайдаров.

Слышать такой голосище из уст… гм, органа, лишённого лёгких и половины гортани было, мягко выражаясь, непривычно. Видать, зачётный стимулятор этот порошочек на блюде, если так мощно вставляет даже многолетних покойников.

— Кроме того, — продолжал Хайдаров, — я предварительно кое-что выяснил о тебе. И о твоём псе-шайтане, будь он проклят во веки веков.

Жерар поджал хвост и потупился. Проклятие, конечно, нимало не потревожило мое-го напарника. Но уважить человека, у которого всех радостей осталось — пялиться в окошко, было проявлением милосердия.

— То есть вы в курсе, что мы работаем на Сулеймана, — уточнил я.

— Да. А теперь предлагаю поработать и на меня. Женщина, сигару!

Дарья открыла выдвижной ящичек в столе, достала коробку с сигарами. Обрезала одну, раскурила и вставила Басмачу в рот. Тот с видимым удовольствием затянулся. Из-под шеи повалили клубы дыма.

— Не знаю, как отнесётся к этому шеф, — пробормотал Жерар с сомнением. — Он не очень-то одобряет самодеятельность.

— Ещё одно слово, пёс, и я велю вышвырнуть тебя в форточку, — сказал Хайдаров, ловко перегнав сигару в угол рта.

Я едва удержался от того, чтобы расхохотаться. Уже второй человек предлагает по-ступить с Жераром подобным образом.

— Что вы хотите? — спросил я. — Шеф как раз в отлучке. Мы, возможно, сумеем заняться вашим делом.

— Жена объяснит, — сказал Хайдаров, прикрывая веки. — Говорить придётся долго, а сигарный дым сушит мне горло. — Он затянулся снова. — Теперь оставьте меня. Но запомни, любовник моей жены, ты принял предложение Басмача. Если откажешься или накосячишь, отвечать будешь по понятиям. По моим понятиям. И за провал и за прелюбодеяние. Всё, уходите.

Пока я, обомлев от такого заявления, хватал ртом воздух, мой бесстрашный напарник разбежался и заскочил на стол. Подошёл вплотную к Басмачу, вышиб лапой сигару изо рта и процедил:

— А теперь послушай меня, ты, обрубок. Слушай внимательно и запоминай накрепко. Второго шанса не будет. Принять или не принять твоё предложение мы будем решать вдвоём. Я и Павел. Мы, а не ты, усёк? И за результаты будем отчитываться перед Дарьей, а не перед тобой. Потому что смотреть на твою рожу нет ни малейшего желания. Тем более, на одноглазую.

Жерар поднял сигару и поднёс зажженный конец к глазу Басмача. Тот зарычал от бессильного гнева. Жерар отвёл лапу в сторону, но недалеко.

— И ещё. Если ты, обрубок, по любой причине — мне по барабану, насколько она по-кажется тебе серьёзной — решишь обидеть моего напарника, я приду сюда и сотворю страшное. Никакая броня не спасёт. И тогда день, когда тебе отрезали кочан, покажется детским утренником.