Гонки на выживание

Боцман вытащил из «джипа» маленький кассетный магнитофончик с приемником и, выкрутив на полную громкость забойную музыку и разухабистые голоса бойких ведущих радиостанции «Максимум», неспешно побрел к берегу речки, унося на себе «дары» неведомых данайцев.

Когда Хохлов удалился на приличное расстояние и его ослепительный силуэт замаячил в лучах солнца лишь ярким белым пятнышком среди зеленой травы, Док сказал:

— То-то я все гадал: с чего бы это у меня на прошлой неделе дома телефончик растренькался? Стало быть, «ушки» вешали.

— И у меня… — кивнул Артист.

— И у нас с матерью тоже, — добавил Муха.

— Ясно! Какие будут соображения у честной компании? — обвел их глазами Перегудов.

— Чего тут соображать? — сказал Пастух. — И козе понятно — нас снова взяли в оборот.

— Как думаешь, откуда ноги растут? — спросил Артист.

— Откуда всегда… — мрачно прищурился Пастух. — Кому-то позарез потребовалось собрать нас всех в одном месте. Что им, как видите, удалось. За вычетом Кольки-симулянта. Видно, не достали тебя, Трубач, в твоей палате номер шесть. Не сыскали.

— Или… списали за ненадобностью по болезни как отработанный материал,заметил Перегудов. — Да, Коля, как ты, кстати, загремел туда? А ну-ка расскажи.

— Чего рассказывать? Жизнь обрыдла — вот и загремел, — отвернулся Трубач.Лежал кверху пузом — римских философов читал. А еще Ницше и Эдгара По.

— Понятно, — кивнул Перегудов. — Лучшее чтение для потенциального самоубийцы.

— А в больнице как оказался? — спросил Пастух.

— Да я Доку докладывал… Лежал как-то ночью, обдумывал способ… Тут звонок в дверь — сестра из Саратова. Она ж невропатолог. Только увидела меня, с ходу просекла, в какой я депрюге. Наутро села на телефон, коллег в Москве навалом, ну и сосватала… — Значит, кроме сестры, никто не знал, где ты залег? — уточнил Пастухов.Хорошо подумай! Вспомни.

— Никто. Железно.

— Так, — сказал Артист. — Стало быть, скорей всего, эти типы просто не вычислили твою дислокацию. В любом случае ясно — против нас явно не дураки. Все учли, даже твой, Трубач, юбилей. Сели на подслушку, прицепили хвост.

— Почему бы им прямо на нас не выйти? — почесал за ухом Пастух. — Уж больно капитально все вопросы решают… На хрена такие подходы?

— И работают без дураков, — продолжил Перегудов. — Ведь сколько времени — мы ни сном ни духом… Единственное, чего они сегодня не учли, так этого пикника.

Пришлось тащиться за нами — ну и засветились.

— Может, просто грохнуть хотят? — предположил Муха.

— Не спеши, парень, — жестко усмехнулся Док. — Хотели бы прижмурить — не ломали бы голову. Гонки, приз… Да на фига? Один залп из гранатомета — и пишите письма! Нет, здесь что-то друго-о-е… — Главное — кому все это нужно? — упрямо повторил Артист. — Или кому мы мешаем?

— Ну, тут выбор большой, — развел руками Док. — Даже слишком.

— Стало быть, будем ждать… — сказал Пастух. Боцман вернулся минут через сорок в одной тельняшке и белых штанах.

— А хламида? — повернулся к нему Артист. — По-моему, уходя ты был одет побогаче.

— А ну ее, хламиду. — Боцман сверкнул белыми зубами. — Где-то на сучке осталась. Пускай теперь этим воронам дятлов транслирует.

— Принято и подписано, — согласился Док. — Ну а дальше-то что?

— А дальше — ничего, — сказал Трубач. — Есть, пить, веселиться, лабать на саксе. Если мы им нужны — прорежутся.

— Занятно, — встрепенулся Артист. — Почему-то принято считать, что художники и музыканты, как правило, дураки. Слушай, Ухов, может, ты не музыкант?

— Не-а, — покачал головой Николай. — Куда там! Я просто наемник. Солдат неудачи.

День прошел в точном согласии с программой, объявленной Трубачом. Ели, пили, вспоминали прошлое и по загадочному устройству человеческой психики к вечеру волнения минувшей ночи уже казались им далекими и нереальными.

Сами не заметили, как начало смеркаться, но уезжать не хотелось, да и Трубач обратно к людям в белых халатах не торопился. Вновь развели костер и просидели в разговорах до темноты… В Москву засобирались, когда уже совсем стемнело. Залили костер, сели в машину и медленно тронулись в молчании, понимая, что праздник кончился и они снова вступают в зону неизбежных боевых действий.

Неслись по лесной дороге как бы в узком коридоре между двумя стенами леса.

Лучи фар выхватывали из мрака самые храбрые деревца, выбежавшие из строя прямо к бетонке.

Вопреки обыкновению, Артист упорно молчал, неотрывно глядя вперед в ветровое стекло из-за черных спин сидящих впереди рулевого Боцмана и Пастухова.

Изредка посматривал и назад. Его тревога передалась остальным, и все не чаяли поскорей проскочить этот участок, эти семь или восемь километров лесного массива, откуда их безнаказанно могли «загасить» одним выстрелом из РПГ-7.

Все чувства, мысли и ощущения вновь сделались… фронтовыми, до боли напряженными. И потому Боцман все прибавлял скорость — благо, дорога была прямая, ровная, старая «стратегическая» бетонка, рассчитанная на прохождение танковых колонн.

Но вот лес кончился. Они выскочили на открытую местность, через два-три километра должны были выехать на магистральную трассу.