Был погожий летний день, я возвращался из техникума домой. Увидел отца, он беседовал с друзьями. Подошел, поздоровался. Это были писатели, поэты, все моложе моего отца. Эрекле Каргаретели был для них богом глубоко образованный, остроумный, простой в общении. Друзья любили, когда он вел застолье. Эта встреча тоже закончилась пирушкой у гололицых. Гололицые торговали вином. Почему их называли гололицыми, никто не знал, по крайней мере оснований для этого не было никаких. Отец прихватил меня с собой. Мне кажется, больше потому, чтобы иметь предлог не задерживаться надолго. Гололицые торговали только вином, зато оно было отменного качества и самых различных сортов. Они держали винный погреб, собственность какого-то колхоза. Если приходили знакомые, уважаемые гости, гололицые посылали мальчика на базар, и он приносил еду. Погреб у них был просторным и прохладным, со множеством отделений. Эрекле Наргаретели с друзьями вошли в одно из них. По центру размещалась широкая приземистая бочка с бочонками вокруг. Я не вдруг догадался, что эти предметы заменяют стол и стулья... Пошел пир, затеялись тосты один утонченнее другого. Поэты захмелели, в воздухе разлилось колдовство стиха. Естественно, ни слова о политике, и, может, именно это придало блеск и гармонию застолью. Тут появился еще один поэт, тоже прекрасный, но нежеланный, поскольку во хмелю всегда нес околесицу, а случалось, и драки затевал. Он уселся и, переполненный злобой, выплеснул ее на окружающих в безудержном потоке слов, так что никто и рта раскрыть не смог. Развеялась атмосфера печали, надежды, красоты и восторга... Один из застольцев, поманив гололицего, шепнул ему что-то на ухо. Виноторговец ушел, спустя небольшое время вернулся и вполголоса сообщил пустомеле, что его ждет на лестнице дама. Тот, извинившись перед застольцами, вышел. Оказалось, что ему привели шлюху. Иначе его не выставишь, заявил автор затеи. Были и комментарии, и смех, но пир все равно потускнел, за столом воцарилась неловкость, она передалась и мне. Тогда я не смог объяснить себе своего настроения - я был отроком. Только потом я понял, эта грубая шутка покоробила меня. Мой дед Гора никогда не позволил бы себе такого. В осуждение он встал бы из-за стола, скорее всего незаметно, а может, и демонстративно. Раньше те поэты были как дед Гора, новое время перекроило и изуродовало их души, под его влиянием были утрачены мужская честь, человечность.
А в заключение замечу, что новые религии и идеологии насаждаются параноиками. Масса верит параноику больше, чем мудрецу, она идет за ним, возносит его на пьедестал, впитывает его учение, и завершается все лицемерием жрецов... Так было, так есть и так будет... Феномен самого Сталина объясняется его продолжительным единовластием. Если обратиться к истории, великие имена и великие дела - удел тех царей, которые долго царствовали. Вожди, собственно, снискивают себе громкое имя, даже если их личные достоинства весьма сомнительны. Сталин в течение тридцати лет держал руку на руле огромной империи. Будущее все рассудит и все расставит по своим местам..."