Горбатые атланты, или Новый Дон Кишот

Года через полтора Сабуров получил новый ответ с отрезанной подписью. Мое мнение о работе А. И. Сабурова, перевирая отчество, писал рецензент, не изменилось: автор по-прежнему настаивает на своем приоритете в использовании стамесок при ремонте паркетных полов.

Видимо, и теперь следовало помнить, что потерянные три года - это еще не вся жизнь, но...

Главным результатом моей работы, накатал Сабуров, является установление принципиальной возможности... Рецензент так и не сумел коснуться существа... От Австралии до Японии... (Весь этот яд отравлял исключительно его самого.)

Года через два-три Сабуров направил в редакцию новый запрос: "Уважаемая редакция! Лет пять или шесть назад... Составление каждой рецензии отняло... Носят исключительно библиографический характер... Ссылки на Х. Колумба уместны лишь в исторической монографии... Представляется достаточным сроком..."

Через год Сабурову вернули его статью окончательно с короткой ссылкой на пункт шестой редакционных правил, позволяющий не вступать в препирательства с просителями. Да, да, ты и есть проситель, и думать забудь, что ты чего-то там даришь человечеству!.. Только после стариковских записок до Сабурова дошло, что над своим сынишкой и должен трястись его отец.

К моменту окончательного отказа появилась возможность ввести идею через черную лестницу. По однообразной своей иронии, судьба снова приняла псевдоним М. Сидорчук. М. Сидорчук, молодой и очень серьезный соискатель кандидатской степени из Минска, прибыл к ним в институт за отзывом профессора Колдунова, который переправил его доложиться в лабораторию, где трудился Сабуров. Сидорчука трепали без Сабурова: он не любил избирательной принципиальности.

- А вы покажите мне книгу, где есть эта формула! - защищался М.Сидорчук.

- А где написано, чему равно сто семнадцать умножить на две тысячи тридцать семь? - возражали ему.

Правда, одно сидорчуковское неравенство народу понравилось. Но тут Сабуров не смог отказать себе в удовольствии подарить М. Сидорчуку неравенство вдвое более сильное. М. Сидорчук понял, что в этой комнате именно Сабурову легче всего будет его зарезать (он не знал, что Колдунов наложением своего отзыва может мигом залечить любые сабуровские раны), и в дальнейшем, продолжая доклад, не сводил с Сабурова страдальческих глаз ягненка, приготовленного к закланию, вследствие чего Сабуров медоточиво кивал на каждом слове.

В перерыве М. Сидорчук подошел к нему и, заикаясь, предложил выступить у них в Минске на семинаре профессора Роговича, - М. Сидорчук был ученым семинарским секретарем. Рогович был из тех, кто обладал частичным правом давать добро, а кроме того, труды семинара публиковались в мягкой обложке полтысячным тиражом.

Профессор Рогович оказался дружелюбным седеньким подростком, остановившимся в душевном развитии лет в четырнадцать, - он увлекся наукой, как мальчишки сходят с ума на рыбной ловле: умер папа - ужасно его жалко, и мама рыдала так страшно, но вечером самый клев, не пропускать же! Рогович был предельно демократичен, но когда в аудитории почему-то не оказалось доски, он с такой растерянной укоризной посмотрел на М. Сидорчука, что тот покраснел как рак и бросился бегом, с тяжелым неспортивным топотом разыскивать доску, и вскоре в одиночку, рысью припер ее и принялся самодовольно отряхиваться от меловой пыли. Бегал он не по-лакейски, а по-солдатски, мужественно - словно под пулями.

Рогович еще в своей кандидатской нашел остроумнейший метод, простотою напоминавший задачу о Колумбовом яйце, и навеки влюбился в него: с десятком подчиненных шлепал статью за статьей, раз в пять лет объединяя их в монографии, посвященные проблеме установления яиц на столах деревянных, металлических, пластмассовых, а также на стульях, тумбочках, шкафах и даже полах, и только поэтому работа Сабурова о проникновении в Америку через пол и заинтересовала его. Как связана ваша задача с проблемой установления яиц на театральном полу, оживившись, спросил он у Сабурова, и Сабуров вынужден был признаться, что связи он пока что не видит. Рогович загрустил и больше вопросов не задавал. И Сабуров несколько раз поймал себя на том, что обращается к одному Роговичу, глядя на него глазами ягненка, приготовленного к... Сабуров нахмурился, отвердел голосом и больше ни разу не взглянул на Роговича, равно как и ни на кого другого.

Здесь, как и всюду, тоже нашлась пара дураков, которые старались удержать разговор там, где они тоже могли кое-что понимать - на определениях: что такое фойе, паркет, Америка, потом - на истории проблемы: викинги открыли Америку или испанцы, - словом, на тех вопросах, в которых умные неотличимы от глупых.

Роговичу пришлось дважды возвысить голос:

- Товарищи, товарищи, дайте же докладчику договорить.

И дураки унялись, страшно довольные, что шефу приходится спасать испуганного провинциала от их убийственной эрудиции. А Рогович поощрительно покивал Сабурову: не тушуйтесь, мол, ребята молодые, талантливые, горячие...