Горбатый медведь. Книга 2

— Теперь не трудно представить себе, что вахтеровы были засланы не в одну Мильву. Эсеровские мятежи, более или менее похожие на мильвенский, мутными волнами прокатились по Уралу и Прикамью, по Средней России и югу страны. Суть их была одна — установить в нашей стране капитализм, без которого будто бы невозможен рост и благополучие страны. А мы, большевики — коммунисты-ленинцы, говорили и говорим, что наиболее успешно и быстро будет расти та страна, народу которой принадлежат все средства и орудия производства. То есть фабрики, заводы, шахты, рудники и, конечно, земля. И ничто не поколеблет, не изменит этого никому не подвластного закона общественного развития. Может быть, нас ждут новые испытания, лишения и беды, но теперь уже никто и никогда не закроет глаза народу, познавшему свет…

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

_{ПЕРВАЯ ГЛАВА}

I

Странствуя по закамским деревням, Толлин с каждым днем убеждался, что добрых и сердечных людей не так-то уж мало на земле. И особенно много их среди бедных людей. Видимо, бедность учит людей сочувствию, взаимопомощи, в надежде, что старая хлеб-соль не забывается и что кусок хлеба, который ты не пожалел голодному, возвращается к тебе двумя кусками.

Маврикий как мог, так и возвращал съеденные куски. Не чураясь никакой работы, он брался за все, что было ему под силу. Особенно ценили Маврикия, когда узнавали о его умении рассказывать были-небыли и всякую всячину про злые колдовские дела и волшебные чудеса, так что от его слов и в темной горнице светлело и в холодные ночи теплело.

Кормило и поило наследство двух бабушек. Как такому славному бахарю в плошку щец не плеснешь, лепешку не испечешь, тулуп на ночь укрыться не дашь.

А еще Маврикий рассказывал про разные города. Хотя и не всему верили его слушатели этой глухой пермяцкой пармы, из которых многие не бывали даже в Перми и знали только понаслышке о «чугунке», все же с удовольствием слушали питерские небыли о том, что жители там по улицам ездят в вагонах с чужеземным названием «транвай», что дома там чаще всего о шести этажах, а каменные мосты не рассыпаясь подымаются или разводятся на ночь, что твоя карусель.

Надо же придумать такое. Вот голова у парня. Шестнадцать лет от роду, а знает — будто всю землю объехал. Учителем бы такого взять, да школы нет.

Про себя же Маврикий рассказывал одно и то же:

— В Чердыни я остался круглым сиротой. Задумал к тетке в Верхотурье пробраться. Сел зайцем на пароход. Ссадили на берег. Теперь к железной дороге иду.

Верили. А почему бы и не верить?

Читал Маврикий и перечитывал вдовам-солдаткам письма убитых солдат. За это наплакавшиеся вволю женщины платили особо. Рукавичками. Носками. Маврикий сначала стеснялся. Не брал. Это походило на нищенство. А потом, когда побелела земля, не пришлось чваниться.

Дымовка оказалась вовсе не такой близкой. Когда жива была бабушка, она любила пересказывать старую историю о себе и о своей сестрице Дарьюшке.

Бабушка Маврика Екатерина Семеновна родилась во Владимирской губернии. В эти края бабушка приехала на заработки вместе с теткой и с младшей сестрой, которую не на кого было оставить в деревне. В Мильве в Екатерину Семеновну без памяти влюбился дед Маврикия и, женившись на ней, взял ее в дом вместе с сестрой Дашей девяти лет. Даша выросла в семье сестры и шестнадцати годов от роду на мильвенской зимней ярмарке встретила молодого охотника из-за Камы Василия Кукуева. Кукуев, увидев Дашу, не отстал от нее до зашеинского дома, а потом, как закончилась ярмарка, пал на колени перед Мавриковым дедом и просил отдать за него Дашеньку.

Бабушка Маврика об этом рассказывала длинно и подробно. Описывалась и свадьба в деревне Дымовке, куда вышла замуж Даша за охотника по зверю Кукуева.

Много раз спрашивал Маврикий: далеко ли до Дымовки? И каждый раз обнадеживающе говорили, что до нее рукой подать.

Далеко уйдешь, много ли пройдешь в короткий день. Но как ни длинна дорога — и она кончается.

— Сколько еще до Дымовки? — спросил Маврикий добродушного старика, повстречавшегося на дороге.

— Да вон она, за речкой дымит, — ответил он.

Какое счастье. Он дошел. Теперь ему нужно было узнать, живы ли Кукуевы, и он задал наводящий вопрос:

— Говорят, дедушка, в этой деревне охотников много.

— Да нет, брешут. Охотников там двое. Кукуев да Денежкин. А теперь один остался.

У Маврика захолонуло сердце. А старик, явно любивший поговорить пространно, продолжал свой рассказ:

— Второго медведь задавил. Ранил он его. Ну, тот, конечно, на дыбы, и не долго потом пожил Филипп Денежкин.

— Это очень жалко, — посочувствовал Маврикий, — но что поделаешь…

Больше Маврикий не стал спрашивать. Ему хотелось сейчас помчаться в Дымовку и узнать, жива ли бабушка Дарья. А старик сам сказал:

— Старуха у него, Дарья Семеновна, такая мастерица чучела чучелить, что в разные города их развозят и хорошие деньги платят. Славно они живут. В достатке.