Горбатый медведь. Книга 2

Маврикий подумал, что кто-то из дымовских мальчишек заводит с ним таким образом знакомство. Оглянулся и увидел тощую фигурку в гимназической шинели, в старенькой, явно не по голове шапчонке, в подшитых женских валенках. Гимназист довольно смело шел на Толлина, угрожая ему карабином.

Теперь в тщедушненьком вояке нетрудно было узнать Сухарикова. Вооруженный храбрец требовал у невооруженного и еще не узнанного им Маврикия бросить на дорогу полушубок и убираться прочь. Он явно боялся сближения. Однако же Маврикий понимал, что Сухариков может выстрелить в него, а потом снять полушубок. Так уже было с Андреем.

— Ну же! — крикнул Сухариков. — Снимай! — и стал целиться.

Ища выход из положения и боясь терять секунды, Маврикий поднял вверх руки и крикнул:

— Сухариков! Что ты делаешь! Я — Толлин!

— Толлин? А зачем ты здесь? — спросил Сухариков.

Теперь нужно было придумать, что сказать дальше. Заминка могла сослужить плохую службу.

— Я в конной разведке сибирской армии. Мы здесь на дневке. Здравствуй! — Он пошел навстречу Сухарикову.

— Прости, Толлин, а я думал… — замялся Сухариков. — Я совсем окоченеваю.

— О чем ты, право, когда вопрос касается жизни, — сказал Толлин, — церемониться не приходится. Прости и ты меня.

Произнося эти слова, он вырвал у Сухарикова карабин.

— Вот ты как?

— Так же, как ты! А как же я еще могу!

— Я же не знал, что это ты…

— Какая разница, кого бы ты убил из-за полушубка. За такой разбой знаешь как наказывают…

Сухариков тоненько заскулил, утирая слезы вышитыми девичьими рукавичками, которые, как подумал Маврикий, наверно, тоже добыты по-разбойничьи.

Долго видеть чужие слезы Толлин не мог. Не мог он и задерживаться на лесной дороге. А вдруг появится кто-то еще.

— Беги, беги, я не трону… Я не буду грязнить свои руки…

— А как я могу вернуться без карабина…

— Да ты что, Сухариков, совсем считаешь меня за дурака, — вспылил Маврикий, — я тебе отдам карабин, а потом ты опять…

— Меня могут приговорить за карабин… У нас уже расстреляли татарина за потерю оружия, — не переставал лить слезы Сухариков. — Разряди его и отдай…

— Тогда вот что, — сказал Толлин, — мне твой карабин не нужен. Возьми его без затвора. За затвор не засудят. И беги. Выкрадешь у кого-нибудь. Н-на, вонючка, и беги.

Сухариков схватил далеко брошенный в снег карабин и припустил по дороге. Толлину тоже не следовало задерживаться здесь. «Скула», «ханжа», «ябедник» Сухариков может оказаться верным себе и предать Толлина.

Не скрывая испуга, Маврикий рассказал Кукуевым о встрече на лесной дороге со своим школьным товарищем.

Василий Адрианович принял очень близко к сердцу рассказанное.

— Сколько дён я твержу о Дальнем токе! — крикнул он вдруг. — Ведь он же от смерти ушел. Понимаешь ли ты это?..

Дарья Семеновна поняла все.

Через час была запряжена лошадь в дровни, на дровни поставлен сундук с добром — и прощай Дымовка. Домовничай, Дарья Семеновна. Мужики лесовать уехали. Корова-то авось уцелеет. И спасительная хитрость найдется. Язвой занедужит она, если что. А как язвенную корову в солдатский котел класть? Всех погубишь.

Не успел Василий Адрианович прошептать и половины заговоров против лесной нечисти, как потерялась извилистая дровяная дорожка, будто ее веселый леший украл из-под ног шустренькой сивой лошадки.

— Теперь, милый внук, на лыжах двинем. Лошадке тяжеленько будет по снегу сани тянуть.

Василий Адрианович вытянул из-под сундука короткие и широкие охотничьи лыжи.

— Давай покажу, как в них наши лесовики обуваются. А потом сам будешь обуваться.

Став на лыжи, Маврикий, легко шагая, заскользил по снегу. Хороши охотничьи лыжи. Наверно, при такой ширине эти коротышки непригодны для катания с гор, зато ходить на них — такая красота.

Вожжи были брошены на сундук. Лошадь не хуже хозяина знала бездорожный путь на Дальний ток. Василий Адрианович только изредка проверял старые засечки и другие приметы, чтобы не сбиться с дороги. Лошадь у него хотя и «невозможно умная животина, а все ж не человек».

Выяснивало на мороз. Не одна луна, а кажется, и звезды давали свет. Да и сам сине-белый снег, слепящий алмазной игрой, добавлял света в лесу, делая его куда более веселым, чем в осенние ночи. Легко различались следы. Зайцев тут пропасть. Есть и лисы. Кажется, и волки.

— Чуешь, — как бы подтверждая, что увиденные следы и есть волчьи, Василий Адрианович обратил внимание на дальний, еле слышимый вой, — это они, серые.

В эту минуту Маврику стало жаль возвращенного карабина. Из карабина можно и за версту бить по волку. А потом, подумав, решил, что поступил правильно. Попадись им сейчас солдаты: «Кто такие? Куда?» — а они ответят: «Охотники», и все. А если при охотнике военный карабин, то охотник ли он?

После полуночи лошаденка заржала. Видимо, и она была довольна, что наконец-то путь окончен.

V

Дальний ток — это небольшая лесная полянка. На полянке срублена охотничья избушка с бревенчатым приделом для лошади.

— Бревно и есть бревно. И в стужу тепло лошадушке и от волков заслон, — говорил Василий Адрианович, помогая Маврикию распрягать лошадь.