Гордиев узел

Пуля угодила ему прямо в лоб. Георг увидел, как он упал, как Бьюканен развернулся и еще раз прицелился. «Двумя руками! — мелькнуло у Георга в голове. — Значит, все-таки двумя руками». Он увидел лицо Бьюканена, его глаза, подтянутые к носу губы, зрачок пистолета. Прежде чем он успел пригнуться, грянул выстрел.

Вокруг уже поднялась паника, люди кричали, бегали взад-вперед в поисках укрытия. Бьюканен что-то крикнул, но Георг не расслышал его слов. Профессор, стоявший на эскалаторе на ступеньку выше, упал на него, соскользнул вниз и повалился на женщину, присевшую на ступеньку эскалатора рядом с Георгом. Та в ужасе закричала. Георг, тоже — скорее поневоле, чем сознательно, — опустившись на корточки, услышал ее вопль прямо у себя над ухом.

Потом он увидел кейс, выпавший из руки Профессора. Эскалатор остановился. Георг, не раздумывая, схватил кейс и бросился вверх по эскалатору. Он наступал на чьи-то руки, расталкивал чьи-то спины. Наверху, работая плечами и локтями, он пробился сквозь толпу зевак, которые услышали выстрелы и крики и хотели посмотреть, что произошло внизу. Стоявшие и сидевшие дальше от атриума ничего не заметили. Георг спокойно прошел сквозь эту обычную, ничем не потревоженную суету к выходу.

Вернувшись в город, он припарковал машину в конце Двадцать четвертой улицы, взял кейс, не спеша прошел к скамейке, стоявшей на берегу залива, и сел, поставив кейс между ног. Был отлив. Прямо перед ним торчали из воды камни, автомобильные покрышки, холодильник.

Он долго сидел, глядя на пляску солнечных бликов на волнах. Голова его была пуста. В какой-то момент он мельком заглянул в кейс. Потом, уже ночью, лежа рядом с Джилл, он включил ночник и еще раз открыл кейс. В нем не было двух миллионов. И даже одного. Георг насчитал всего триста восемьдесят две тысячи четыреста шестьдесят долларов. Беспорядочно сложенные в пачки купюры по сто, пятьдесят и двадцать долларов. А между ними галстук с гномиками, уже завязанный, — только надеть на шею и затянуть узел.

На следующий день все газеты кричали о перестрелке в аэропорту. Георг прочел, что фирма «Таунсенд энтерпрайзес», но заданию русской разведки занимавшаяся промышленным шпионажем, пыталась выкрасть какие-то секреты у Гильмана и что Бентон вместе с русским агентом попал в приготовленную ему ловушку. Уходя от преследования, Бентон открыл стрельбу и был застрелен Бьюканеном. Русский агент был тяжело ранен и находится в больнице. На одном из фото был запечатлен с мрачной миной Ричард Д. Бьюканен-младший, советник по вопросам безопасности Гильмана.

Георг прочел все это, сидя в аэропорту. Он надел темные очки, на груди у него в переноске болталась Джилл, и никто не обращал на него внимания. Было около десяти. До прибытия рейса «Пан-Американ» из Нью-Йорка оставалось несколько минут. Фран сказала по телефону, что заберет Джилл и сразу же улетит обратным рейсом в час тридцать.

— Зачем тебе обратно? Оставайся здесь навсегда, — сказал Георг.

Она рассмеялась. Но потом спросила о погоде:

— У вас там по вечерам холодно?

ЭПИЛОГ

Они поехали на машине на юг, сели в Мехико на самолет до Мадрида, а в Мадриде — до Лиссабона. Сегодня они живут в доме на побережье. Джилл уже пять лет, и Фран рассказывает ей иногда историю об одном сумасшедшем, который удрал с ней в Сан-Франциско. Кроме Джилл, у них еще двое детей. Георг снова начал переводить, потому что уже не мог больше ничего не делать.

— А почему ты сам не описал все это в повести или в романе?

Мы сидели на террасе под звездным небом, внизу чернело море. Он прочел рукопись и теперь приставал ко мне с критикой, придираясь то к одному, то к другому.

— Фран была против. Ты, может быть, удивишься, но за все время с тех пор, как мы уехали из Сан-Франциско, мы не произнесли на эту тему и трех предложений. Фран отказывалась говорить об этом. — Он рассмеялся. — Каждый раз, когда я пытаюсь поднять эту тему, она презрительно говорит: «Когда это было? Сто лет назад!» Она не хотела, чтобы я месяцами сидел над историей столетней давности.

Он подлил в бокалы вина, «Альбариньо де Монсао», легкого на вкус, но необыкновенно хмельного, и вновь откинулся на спинку кресла. За эти годы он почти совершенно облысел, резче прорезались морщины на лбу и вокруг губ, на подбородке зияла глубокая ямка. Но у него был здоровый цвет лица, свободная осанка и довольные глаза.