Гордон Лонсдейл: Моя профессия — разведчик

Интервью с героем книги:

— До суда остаётся месяц… Не так уж много. О чём были ваши мысли?

— Конечно, я не питал никаких иллюзий в исходе процесса. Я знал законы своей профессии и предвидел, что может случиться и такое. И, конечно же, был готов к этому, примерно так же, как лётчик-испытатель, который, собираясь в полёт, прекрасно отдаёт себе отчёт, чем рискует. Но он также знает, насколько необходим этот риск во имя победы, совсем не малых целей, которые стоят сейчас и перед ним в том числе. Разведчик тоже рискует своей свободой, жизнью, наконец, и цели, которыми он руководствуется, тоже благородны и высоки. Скажем, не дать вспыхнуть новой войне, уберечь мир от ядерной катастрофы.

Итак, я знал, что исход процесса предрешён. Но оружия складывать не собирался. Одна из задач, которую я поставил перед собой, заключалась в том, чтобы заставить на процессе английскую контрразведку выложить как можно больше информации о себе. Это можно было сделать, если б удалось убедить защитника задавать совершенно конкретные вопросы некоторым из свидетелей… Я считал и считаю: разведчик должен оставаться разведчиком даже на скамье подсудимых. И в зале суда он продолжает работать… Я должен был создать такие ситуации, при которых английская контрразведка показала бы, что она знает действительно и чего вовсе не знает о нас. Это в значительной степени удалось.

Сошлюсь на свидетельство Джона Буллока — автора книги «МИ-5». Он писал, что в ходе расследования нашего дела

«…контрразведчики вынуждены были применить буквально всё, чем располагали в своём арсенале, и многое из того, что было сделано, пришлось раскрыть на суде. По-видимому, это был первый за всю историю МИ-5 случай, когда она полностью раскрывала методы своей работы».

Мне также хотелось своим поведением на суде дать понять тем друзьям на воле, что помогали мне в работе: вы можете не волноваться за свою судьбу и полностью положиться на разведчиков нашей страны. Это имело определённое нравственное, если хотите, значение.

Ну, и, наконец, надо было показать англичанам, как ведут себя в подобной ситуации коммунисты… Может быть, мои слова выглядят несколько декларативно, но, без рисовки, я действительно думал обо всём этом, хотя и не в столь чётких и определённых формулировках.

Естественно, меня тревожили мысли о семье. Жена в то время ничего не знала об испытаниях, которые выпали на мою долю. Но я понимал, конечно, что Центр рано или поздно поставит её в известность. Мысли о ней, о переживаниях матери — самых близких мне людей — угнетали. С другой стороны, я знал, что товарищи по работе сейчас жадно ловят каждое слово обо мне, меня как бы оценивают заново: «А что ты за человек на самом деле?» Это придавало силы, помогало вести себя так, чтобы они могли сказать: «Да, мы не ошиблись в тебе».