Отказ от твердого обязательства вмешаться в конфликт на континенте звучал тем чаще, чем поступки Грея вызывали подозрение у радикальной прессы и коллег по партии. Редактор журнала
С наиболее жестким противодействием Грей, однако, столкнулся в совете министров. Насколько было известно его коллегам (если они вообще что-либо знали), возможность вооруженного вмешательства лишь изучалась, оценивались возможности тылового обеспечения такой операции. Последнее слово оставалось за правительством, а не за Греем, а правительство в целом, по словам Грея, было “ничем не связано”{516}
. С точки зрения Лорберна, вмешательство в “чисто французскую свару” было немыслимым, поскольку было осуществимо (как он заявил Грею) лишь при поддержке “большинства, в основном консерваторов, и при сопротивлении очень большой доли министров… Нынешнее правительство не смогло бы так работать”{517}. В августе 1911 года, накануне “военного совета” Комитета обороны империи, Льюис Харкорт и Уолтер Ренсимен (министр сельского хозяйства и рыболовства) согласились, что идея отправки английских войск во Францию в случае войны — “преступное безрассудство”{518}. Асквит, быстро поняв, откуда дует ветер, предупредил Грея, что переговоры с Францией по военным вопросам “довольно опасны… особенно в части, касающейся английской помощи”{519}. Грей с большим трудом сопротивлялся давлению тех, кто требовал свернуть дальнейшие англо-французские военные консультации{520}. В начале ноября 1911 года он потерпел полное поражение при голосовании в кабинете министров (пятнадцать голосов против пяти), когда виконт Морли, лорд-председатель Тайного совета, поставилвопрос о… переговорах, уже идущих или вероятных, между Генеральным штабом Военного министерства и штабами иностранных держав, например Франции, относительно вероятного военного сотрудничества, без предварительного уведомления… кабинета.
Асквит поспешил заверить Морли, что “решение всех политических вопросов было и должно остаться на усмотрение кабинета и что решение подобных вопросов совершенно не в компетенции военных и морских офицеров”, однако разговор вышел для Грея неудобным{521}
. Хотя Холдейн после решающего заседания остался “несвязанным во всех существенных вопросах”, Асквит вовсе не об этом рассказал королю, докладывая об итогах заседания кабинета:Между Генштабом и штабами других стран не может быть сношений, которые прямо или косвенно могут обязать страну к вступлению в войну на суше или на море… Сношения, касающиеся согласованных действий на суше или на море, невозможны без предварительного одобрения кабинета{522}
.Грею, к его унижению, пришлось заверить Палату общин, что “переговоры, которые накладывают на парламент обязательства такого рода [касательно вступления в войну на континенте], содержатся в договорах и соглашениях, ранее одобренных палатой… С момента занятия поста мы не заключили ни одного тайного соглашения какого-либо рода”{523}
. С точки зрения оппозиции министр иностранных дел “пошел на попятную”, а его политика “потерпела крах”{524}. Неудивительно, что французский военный атташе в Берлине отметил, что Великобритания в случае войны с Германией “мало чем сможет нам помочь”.