Работал Веженский резко, устремленно, быстро: выделял те именно положения, которые казались ему наиболее важными, концепционными. Чем больше вчитывался в Ленина, тем более суровел лицом: перед ним была законченная программа, другой такой ни У кого в России не было.
«Осуществить ее конечно же не удастся ему, – думал Веженский, выписывая на листочки бумаги основные ленинские положения, – однако как способ мышления сие рецепторно, в методе отказать нельзя. А мы более всего грешим именно отсутствием метода, растекаемся по древу, уходим в словопрения… »
Первая работа, опубликованная в «Новой жизни», касалась задач РСДРП, обусловленных новым этапом развития русской революции, вынудившей царя к манифесту о гражданских свободах.
Ленин – в отличие от всех других лидеров левых групп, будь то эсеры, анархисты, коммунисты-максималисты, – потребовал немедленной перестройки всей работы партии: создания широкой, легальной организации, при сохранении конспиративного аппарата, поскольку репрессии правительства против социал-демократии продолжались.
Веженского это особенно озадачило. Ленин вырвался вперед, проявив куда большую смелость и политическую прозорливость по сравнению со всеми патриархами: и Вера Фигнер, и Засулич, и Кропоткин, и Брешко-Брешковская по-прежнему выступали против легальности.
«Что же такое, по Ленину, легализация? – записывал Веженский. – Это, следуя его логике, демократизация партии, привлечение в кружки и ячейки новых сил, завоевание молодежи. Легальность позволит провести выборы делегатов на съезд партии это, по его мысли, положит конец расколу, подведет черту под кружковщиной, выведет партию к рубежам общегосударственным, приучит ее членов к тому, чтобы принимать быстрые решения, обязывающие меньшинство подчиняться большинству. Этот ленинский пассаж опасен еще и потому, что в глазах всего общественного мнения РСДРП перестает быть таинственной подпольной организацией, а становится общеобозримой партией рабочих, открыто защищающей их интересы и, таким образом, подчиняющей фабричных своему влиянию не тайным словом, но явным делом».
Второй удар, нанесенный Лениным по всем оппонентам слева, также заинтересовал Веженского. Его статья о крестьянстве вызвала в стране сенсацию: Ленин поддержал лозунг эсеров «Земля ы поля»! Видимо, думал Веженский, человек этот во всем умеет видеть иерархию стремительной постепенности: «Борьба за землю и за волю, – утверждает Ленин, – есть демократическая борьба. Борьба за уничтожение господства капитала есть социалистическая борьба».
«То есть, – отмечал Веженский в своих записях, – большевистский фракционер и в этом сложнейшем для России вопросе не считает необходимым скрывать – хоть в малости – свой план, свое негативное отношение к сельской буржуазии, перед которой стелются и кадеты и с.
–революционеры».
«Выступления Ленина в повременной печати есть костяк целостной доктрины, – продолжал записывать Веженский. – После обращения к партии рабочих, – демократизм, легальность, выход на арену общенациональной политической жизни, – последовало изложение платформы по крестьянскому вопросу. Таким образом, Ленин обозначил – для политиков ясно – те две силы, на которые он намерен опираться. После этого, выделив фабричных и крестьян, он публикует статью о партийной литературе. Он провозглашает, отхлестывая по щекам наших цензоров, что можно говорить и писать все, что угодно, без малейших ограничений. Но далее – опять-таки отвергая игру в уступки, столь дорогую центру во главе с П. Н. Милюковым, – режет без компромисса, отказываясь от бесконечных словопрений нашей интеллигенции, что каждый союз, а партия – это и есть союз – волен прогнать таких членов, которые пользуются фирмой партии для проведения антипартийных взглядов. То есть Ленин, обещая литературе заинтересованную поддержку РСДРП, требует, как расплаты, верности от писателей. Однако он, видимо, хорошо знаком с миром литературы, ибо сразу же оговаривается, что литература – хрупка, ранима, многообразна; для определения грани между партийностью и антипартийностью может служить лишь партийная программа, устав. Ленин подчеркивающе выделяет критерий оценки истины – партийную программу, а не личные симпатии, столь характерные для крестьянской идеологии соц.
–революционеров и утонченной интеллигентности к. -демократов. Ленин никак не очерчивает вкусовые границы партийности, говоря, что у них твердый желудок, что они переварят христиан и даже мистиков. (Видимо, в данном случае он имел в виду Леонида Андреева, близкого к Горькому.)
Потом Ленин обращается к той силе, от которой во многом зависит судьба русского бунта, – к армии. И снова неожиданный поворот. Ленин берет армию под защиту!!! Это совершенно особое качество революционной пропаганды, рожденное, вероятно, восстанием на «Потемкине». Армия, по его концепции, не имеет права быть нейтральной. С кем же ей быть? Кому служить? Присяге? Государю? Нет – народу. Армия не должна быть прислужницей черной сотни, пособницей полиции.